Би-боп (повести)

Когда Симон оказался в дискотечном зале, играл Сонни Роллинз, трио, «Вилледж Вангард», о чем свидетельствовала обложка диска. Вероятно, самый лучший его период, подумал Симон, хотя и озабоченный предстоящим телефонным разговором с Сюзанной.

Он подошел к бару. Усталая женщина указала ему пальцем на кабину. Этот тип напоминает мне кого-то, подумала она. Дверь кабины была также обита. Симон заперся. Вытащил из бумажника телефонную карточку. Аппарат только для монет. Ладно. Пришлось выйти из кабины, чтобы разменять банкноту. Усталая женщина ссыпала ему в ладонь целую пригоршню мелочи. Вы похожи на Симона Нардиса, сказала она. Да? отозвался Симон. А кто это?

Вернулся в кабину. Заперся. Кабина для голосования. Капкан для правды. Камера для карантина. Тамбур перехода из одного мира в другой, вот что такое эта обитая кабина. Возможно, гроб. Во всяком случае.

За закрытой дверью Симон был уже другим. Снова таким же, как в последние десять лет. Было 23:30. Его поезд ехал к Парижу. Он набрал свой домашний номер.

7

Думаю, Сюзанна спала. Я сказал это и подумал о спальне. В спальне Сюзанны и Симона висела моя картинка, не мой портрет, а одна из моих работ. Сюзанна купила ее у меня в подарок Симону на день рождения. У Сюзанны глаз был наметан. Она выбрала одну из самых красивых среди тех, которые я предпочитал. Симон был в восторге. Он хотел повесить ее над изголовьем кровати. По его мнению, это была единственная стена, пригодная для картины. Мне это показалось неосторожным. Если она упадет, то убьет вас, сказал я им. Ну да ладно. Симон отвез ее в свой новый дом.

Кстати, когда телефон зазвонил, Сюзанна, читавшая или спавшая, была не в спальне, а в гостиной, она смотрела телевизор. Она была озабочена, встревожена и заснула, лежа на диване перед включенным телевизором. В начале фильма она слушала и смотрела. Через десять минут, с выключенным зрением, только слушала. Затем отключился и слух.

И пусть она привыкла не просыпаться от телефонных звонков в фильмах, звонок собственного телефона заставил ее встрепенуться.

Она приподнялась, встала, пошатнулась, чуть квелая, на миг застыла в нерешительности, между телефоном в гостиной, который находился рядом, под рукой, и телефоном в соседней комнате.

Когда она позвонила мне и сказала, что едет к Симону, то, вероятно, от волнения рассказала мне все в подробностях. Я не понял, почему, чтобы снять трубку, она пошла в соседнюю комнату.

Это я, сказал Симон. Да ну, сказала Сюзанна, это ты? Но, подожди, сказала она, я не понимаю, ты звонишь мне из поезда? В поезде есть телефон? Но тогда, сказала она, если ты в поезде, почему ты мне звонишь? Чтобы сказать, что ты меня любишь? Ты просто прелесть!

Нет, ну, какая же я дура, я просто засыпаю на ходу, ты звонишь мне не из поезда, телефон в поезде никогда не работает. Откуда ты звонишь? Сколько времени? Одиннадцать сорок, сказал Симон.

Сюзанна перебирала карандаши, которые валялись на столе у Симона. Всякий раз, когда Сюзанна использовала этот телефон, Симон находил свои карандаши выложенными в определенном порядке. Веером или в елочку. Все кончики карандашей, шариковых и фетровых ручек были устремлены к центру. Она начала их расставлять, когда Симон начал ей объяснять.

Я его пропустил, сказал он. Как это — пропустил? спросила Сюзанна. Два раза поезд не пропускают. А вот и нет, сказал Симон, как видишь, такое бывает. Не смейся надо мной, сказала Сюзанна, расскажи лучше, что ты там вытворил.

Сюзанна ненавидела объяснения. Когда Симон объясняется, когда мужчина объясняется, это нехорошо, мужчина, шагающий прямо, не колеблясь и не оступаясь, не нуждается в объяснениях. Десять лет без этого, подумала она, это было слишком красиво, это не могло длиться вечно. Я тебя слушаю, сказала она.

Симон: Я соблазнился роялем. Сюзанна: Только роялем? У Симона был определенный голос. Этот голос Сюзанне был хорошо знаком. До своего срыва он часто говорил таким голосом. После десяти лет мирной жизни она его вновь услышала.

В голосе Симона Сюзанна слышала алкоголь, женщин, женщину, искушение, новую любовь к женщине, все это было не впервые. Ну, рассказывай, вздохнула она.

Мужчины, говорящие правду, — самые опасные. Симон всегда говорил правду. Разумеется, не всю, всю сказать невозможно, никогда. Он рассказал об ужине, о посещении клуба, о двух-трех стаканчиках. Сюзанна: Двух или трех? Трех. Трио, перерыв, рояль, певица. Ее зовут Дебби Паркер.

Пропущенный поезд, ради удовольствия, всего лишь маленькое удовольствие, и я вернусь, завтра утром, поздним утром или пополудни, я еще не знаю, я не знаю, во сколько поезд.

Она: А где ты будешь спать? Ну, в гостинице, сказал Симон. Сюзанна: Один? Послушай, сказал он, не поддевай меня, попытайся понять, мне это было только на пользу, мне это было нужно, я же не выискивал этого специально, так получилось, обстоятельства, да, конечно, я мог отказаться, ну, в общем, не беспокойся, отдыхай, я завтра тебе перезвоню, чтобы сказать.