Однако тут снова вспоминаются семидесятые годы и ежегодно совершавшиеся молитвы о христианском единстве, пасхальные и рождественские богослужения в храме святого Людовика в Москве, за которыми неизменно присутствовал и молился православный архиерей, преподававший прихожанам в конце службы епископское благословение. Для московских католиков, у которых тогда никакого епископа, разумеется, не было, это всегда было событие. Это была настоящая молитва о единстве, которая возможна и, конечно же, нужна христианам разных исповеданий, потому что, как заметил однажды в эфире радио «Эхо Москвы» известнейший православный публицист и издатель Никита Струве, «как движение экуменизм – это данность, во-вторых, долг христиан, потому что если христиане не будут иметь между собой братские отношения, кто поверит в благовестие христианства».
Публикуется по:
Проблемы самоопределения православного сознания
Стого дня, когда религия в России была выпущена за пределы «гетто», в котором она находилась в течение всего советского периода нашей истории, прошло почти пятнадцать лет[40]
. До этого момента официально разрешенная религия существовала под жестким контролем власти, что заключалось в следующем.Церкви были открыты, но далеко не все (в Москве в пределах МКАД из приблизительно тысячи храмов открытыми оставались сорок четыре, в Ленинграде – десять, в областных центрах – от одного до трех; были, однако, и такие областные центры, где храма не было вообще), при этом монастырей практически не существовало.
Основную массу верующих составляли пожилые и, как правило, малообразованные женщины, тогда как каждый молодой человек, регулярно бывавший в храме, автоматически становился объектом интереса комсомольских и партийных органов или КГБ. Евангелие и другие религиозные издания были абсолютно недоступны, и хотя регулярно издавались (правда, ничтожными тиражами), Московской патриархией, но практически никогда не поступали в продажу в церковные лавки.
О крещении каждого младенца сообщалось на место работы его родителей, с тем, чтобы они были наказаны и, возможно, уволены с работы. Священники, практиковавшие крещение в домах у верующих, также подвергались риску наказания, нередко лишались регистрации в Совете по делам религий, а следовательно, уже не могли служить в своем приходе и становились безработными. Никакая проповедь за стенами церкви, даже на частных квартирах, не дозволялась и сразу же приравнивалась к антисоветской деятельности. Однако и в храмах священники по большей части старались не проповедовать. Молчали все, за исключением нескольких человек, среди которых выделялся отец Александр Мень.
Официально Церковь находилась под покровительством советской власти. Патриарх Пимен, ныне покойный, лечился в той же больнице, где и члены Политбюро, и отдыхал в санатории ЦК КПСС, а также присутствовал на официальных приемах в Кремле.
Сегодня по всей России восстанавливаются тысячи старых и строятся сотни новых церквей, а епископ в каждой области не просто окружен почетом, но воспринимается как второй после губернатора человек. Высшие должностные лица государства участвуют в богослужениях. Везде продаются иконы, крестики, предметы церковного обихода, а также книги – молитвенники и жизнеописания святых. Эти книги имеются повсюду в огромных количествах. Библия же или Новый Завет есть далеко не везде, хотя Российское библейское общество распространяет их по всей стране. Остро ощущается нехватка книг для изучения и углубленного чтения Библии.
Невозможно без внутреннего подъема смотреть на то, как по всей стране открываются, обновляются и сооружаются новые храмы и часовни. Например, в небольшом поселке в сорока километрах от Москвы, где я иногда провожу выходные дни, прошлой весной начали строить церковь, совсем маленькую, из бревен, прямо на берегу небольшого ручья, на опушке леса. И так повсюду. Всё это живо напоминает пейзажи работы какого-нибудь русского художника XIX века и стихи А.Майкова, А.Фета или Константина Романова.
Однако за этой идиллической оболочкой скрывается достаточно сложное содержание. Богослужение повсюду совершается на средневековом славянском языке, который почти непонятен подавляющему большинству прихожан. Прекрасный сам по себе славянский язык, этот аналог католической латыни, сегодня, по сути дела, является препятствием на пути религиозных исканий современного человека. Он делает и без того долгие службы византийского чина недоступными для большинства людей, которые оказываются не в состоянии понять их содержание и разобраться в том, что именно читается и поется во время богослужения, или, выражаясь фигурально, подключиться к той духовной волне, на которой ведется богослужение.