Тут ко мне как-то пришла женщина и говорит, что у нее дочка попала то ли в Аум, то ли еще куда-то, не помню, в какую-то восточную секту. Я говорю: «Ну что ж, бывает». А она говорит: «Мы ее от баптистов спасли в прошлом году!»
Значит, оказывается, она обратилась ко Христу, ходила к евангельским христианам-баптистам. Ее после этого «спасли от баптистов», то есть первой, пускай протестантской, но христианской среды, и вернули в среду языческую! Я спрашиваю: «Ну и как же вы ее спасли от баптистов?» «Ну как – чтобы она не ходила в это собрание, Библию не читала». Я говорю: «Ну, значит, вы сделали ей не лучше, а хуже! Зачем же вы теперь ко мне пришли ее спасать от Аума, если она была христианкой?! Вы ее вырвали из христианской среды!» «Нет, ну это же баптисты…» Я говорю: «Она побыла бы у баптистов, ну, год, другой, третий и потом всё равно пришла бы в Православную Церковь». Тут она начинает уже задумываться, и оказывается, что ей, в общем, не очень нужно, чтобы дочь в Церкви была, потому что Церковь, с ее точки зрения, будет портить жизнь ее дочери.
Таким образом, опыт показывает, что борьба с тоталитарными сектами ведется всё-таки не с точки зрения православия, а с точки зрения самого обычного советского атеизма, но только прикрытого православной оболочкой. Вот что сегодня завоевывает позиции в нашем обществе – самый обычный советский атеизм в православной упаковке. И это очень опасная, крайне опасная идея, значительно более опасная, чем любые тоталитарные секты.
Я повторяю: тоталитарная секта – это путаный путь, но путь ко Христу. А здесь происходит страшная подмена веры системой манипулирования общественным сознанием. Поэтому будем помнить: всё, что попало в Священное Писание, попало сюда не просто так. В книге Деяний, обращаясь к членам синедриона, Гамалиил обращается и к нам и говорит: если это от человека, то разрушится со временем, а если это от Бога – как бы вам не оказаться богопротивниками. И поэтому, глядя на то, чтó происходит вокруг нас, надо понять, где корни тех или иных явлений. Корни того, что молодые люди обращаются к разного рода экзотической религиозности, всё-таки связаны с тем, что Православная Церковь заняла слишком определенное место в официальных структурах нашего общества.
Знаете, вчера мне как заведующему кафедрой в Физико-техническом институте дали список организаций, ведомств: Минюст, Минвуз, еще что-то такое, Московский Патриархат. У меня бумага выпала из рук, когда я увидел, что Московский Патриархат, оказывается, – одно из ведомств, наравне с Минвузом, Минюстом, Центральным таможенным управлением Российской Федерации и еще чем-то таким. И вот оно, объяснение того, почему молодым людям не всегда хочется переступать порог храма Божьего: они видят в этом для себя какую-то опасность. В прежние времена – я имею в виду царские времена – значительно больше было и протестантских храмов, и молитвенных домов, и католических храмов, то есть, инославие значительно больше было представлено в России до революции, чем теперь. Сегодня можно говорить, наоборот, о малом присутствии инославных на территории России. И это тоже опасно, потому что наличие малых конфессий, как показывает опыт, всегда работает на пользу вере основной массы населения. Это своего рода противовес, который показывает, что вера всё-таки не есть часть национального самосознания, а что-то другое.
Вот поэтому ни о какой агрессии инославных, на мой взгляд, и речи быть не может. Уж если изучать историю, то изучать ее серьезно. А из истории мы знаем, что очень много было в Москве и протестантов, и самых разных деноминаций, и протестантских храмов, и католических, и молитвенных домов – гораздо больше, чем теперь. Возьмите польский храм – костел Непорочного зачатия на Малой Грузинской. При царизме он стоял целенький, и там служили. А теперь всё никак его не могут вернуть, чинятся всякие препятствия уже столько лет. Но он же был построен при царе, и при царе там служили, а теперь говорят, что это агрессия. Нет, это опять-таки от безграмотности. Очень страшная вещь – наша безграмотность.