Библейские чтения: Апостол

Поэтому прошу вас молиться за всех нас и в наступающем Великом посту, и всегда, для того чтобы у нас оставались силы на созидание, для того чтобы хватало нам мудрости строить, не сдаваться и не слишком уставать. Потому что, конечно, силы, увы, не резиновые, их всем не хватает.

Спасибо вам за участие в сегодняшней молитве.

Да хранит, да благословит, да укрепит вас Бог!

Неделя мясопустная, о Страшном Суде

10 марта 2002 года

Литургия (Мф 25: 31–46)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Сколько раз, братья и сестры, слышали мы это евангельское чтение, сколько раз задумывались мы о нем! И кажется, в общем, поняли, что основа христианской жизни заключается не в том, чтобы испытывать как-то по-особенному эффект Божьего присутствия в жизни, а в том, чтобы давать еду тому, кто голоден, давать воду тому, кто жаждет, давать одежду тому, кто наг, приходить к тому, кто заключен в тюрьму, посещать больного и утешать его, и принимать к себе в дом бездомного. И, хотя плохо у нас получается, но стараемся поступать именно так, как к этому призывает Господь в этом евангельском чтении, в этой притче, основанной на 52-й главе Книги пророка Исайи. Пророк Исайя говорит о том, что пост, который избрал Бог, именно в том заключается, чтобы накормить голодного, чтобы напоить жаждущего, принять в свой дом бездомного и одеть нагого. Вот пост, – говорит Бог устами пророка, – который Я избрал, другой пост Мне не нужен.

Надо, наверное, поискать в том, что говорит Христос, какое-то главное слово, или принцип, или действие. А главное действие здесь, совершенно ясно, заключается в одном: чтобы отдавать – еду, воду, одежду, имущество, место в доме, отдавать время и чувства, посещая больного или заключенного.

Но ведь мир состоит не только из тех, кто физически болен или голоден, кто физически жаждет. Мир еще состоит из людей, которые и жаждут, и голодны, но по-другому. И этим людям мы тоже должны отдавать свое умение, свои знания, свои чувства, свое сердце, для того чтобы помочь. Хотя им помочь гораздо сложнее.

Я хочу сказать вам, братья и сестры, сегодня о том, как важно нам делиться друг с другом нашими знаниями, нашими пристрастиями, тем, что мы любим, тем, что нам дорого, тем, что нам было дано когда-то и что, может быть, мы с вами где-то накапливали в своей жизни и, по разным причинам, это не используем. Мне бы хотелось сказать, прежде всего, о чтении, о том, как важно нам помочь людям, которые не научились читать. Мне пришлось на днях разговаривать с несколькими студентами, которые уже заканчивают один из гуманитарных факультетов университета. И что же выяснилось?

Оказывается, они, кроме «Преступления и наказания», не читали Достоевского, кроме «Отцов и детей», не читали Тургенева, вообще не читали Бальзака. «Le père Goriot» («Отец Горио») у них был в школьной программе – и всё. Оказывается, они многого другого не читали.

Когда я спросил одного молодого человека: «А Вы читали “Человеческую комедию”?» – он на это мне сказал: «Я просматривал, мне трудно даются такие стихи». То есть, оказалось, что он не только не читал «Человеческую комедию» Бальзака, но и «Божественную комедию» Данте, из-за которой и назвал так свой многотомный труд Оноре де Бальзак. Когда я спросил, ну, а как с консерваторией, оказалось, что несколько раз кто-то приглашал его на какой-то престижный концерт, допустим, Ростроповича или еще кого-то. А вот так, как это бывало в наши времена, когда мы брали с собой конспекты, брали с собой словари греческого или латинского, Вергилия и Сенеку, и шли в Малый зал, для того чтобы одновременно заниматься или что-то переводить из древних авторов и слушать во время студенческих вечеров Шопена, Листа, Прокофьева, Шостаковича, а потом Брамса, а потом сложного Бартока и Хиндемита, а потом снова – Чайковского, Баха, Моцарта – оказывается, и этого опыта у них тоже нет.

Очень хорошо говорил преподобный Серафим Саровский: если человек простой, деревенский, то Бог открывается ему через образы его деревенской жизни. Но если человек вышел из деревни, если человек стал городским, стал культурным, то Бог ему может открыться только через полноту того мира, в котором он живет. И поэтому, отвергая музыку, отвергая Достоевского, Бальзака или Тургенева, отвергая чудесный русский романс второй половины XIX века, мы отвергаем и Бога, мы отвергаем и путь к Богу.

Есть у Писемского замечательный роман – «Люди сороковых годов». Если не прочтешь этого романа, а вместе с ним еще и «Былое и думы» А.И.Герцена, то вообще ничего не поймешь в том, что творилось в России сороковых годов XIX века, не почувствуешь той атмосферы, в которой складывалось на Руси то, что составило основу нашей культуры. И можно будет сколько угодно читать периодику, тексты Хомякова, Грановского, или других писателей этого времени и научно-политические трактаты того же Герцена, и ничего не поймешь.