Читаем Библейские фразеологизмы в русской и европейской культуре полностью

Своеобразная контаминация, объединение двух библейских образов (Иуды-предателя и змия-искусителя) встречается в упомянутом выше стихотворении Пушкина «Подражание итальянскому». Совмещение этих образов происходит в результате объединения характеристик названных библейских персонажей в одном предложении и в одном образе: «с древа сорвался» – это говорится о змии, а «предатель-ученик» – характеристика Иуды. Подобная контаминация двух образов – сатаны и Иуды – наблюдается и в конце стихотворения:

И сатана, привстав, с веселием на ликеЛобзанием своим насквозь прожёг уста,В предательскую ночь лобзавшие Христа.

Разнообразные индивидуально-авторские трансформации библейских сюжетов, образов и фразеологизмов встречаются и у постпушкинских авторов. Несомненно, язык современной литературы намного более свободен и раскован, чем во времена Пушкина, однако в значительной степени эта свобода и «раскованность» заложены именно Пушкиным и его языкотворческой деятельностью.

Библейская фразеология в произведениях А.П. Чехова

Убедительным примером, подтверждающим специфику библейских фразеологизмов, а также их стилистические особенности и возможности использования в художественных текстах, служат произведения А.П. Чехова.

Известно, что уже в раннем творчестве Чехов проявил себя как мастер короткого юмористического рассказа. Говоря о своеобразии чеховского комизма, Г.А. Бялый отмечает: «Это не был элементарный развлекательный комизм, но не был и гоголевский “смех сквозь слёзы” или “свирепый юмор” Салтыкова-Щедрина. Чехов писал бытовые картинки, очерки, “мелочишки”, как будто безыдейные, но в сумме своей они создавали особый мир, странный, вызывающий недоумение и презрительное удивление» (Бялый, 1983, с. 177).

В создании образной системы чеховских произведений участвуют самые разнообразные языковые средства, в том числе и БФ. Конечно, семантика и стилистическая природа многих БФ находятся в полном соответствии с контекстом, выполняя при этом основную функцию фразеологических единиц – создание экспрессивного языкового образа. Однако несомненно больший интерес представляет выявление на материале библейской фразеологии лингвистических основ чеховского комизма, а также определение тех языковых явлений и процессов, которые и создают все виды юмора – от безобидной шутки и тонкой иронии до злого сарказма.

Пожалуй, наиболее распространённым способом создания комического эффекта у Чехова служит приём парадокса – стилистического и / или семантического. В этих парадоксальных столкновениях, не совместимых по всем языковым нормам единиц, нередко участвуют и БФ, которые соединяются в одном контексте с лексико-фразеологическими единицами, прямо противоположными по своим семантико-стилистическим характеристикам. Так, наглядным примером семантического парадокса служит отрывок из рассказа «Осколки московской жизни»: «Татьянин день – это такой день, в который разрешается напиваться до положения риз даже невинным младенцам и классным дамам». БФ до положения риз употребляется с глаголом напиваться, а также с сочетаниями быть пьяным, напоить кого-либо и означает ‘до крайней степени, до невменяемости, до потери сознания’. В данной фразе семантическое противоречие (парадокс) возникает при объединении в одном контексте БФ напиваться до положения риз и оборотов невинным младенцам и классным дамам. Классные дамы – воспитательницы в женских средних учебных заведениях до 1917 г. – служили примером исключительной воспитанности, добропорядочности и благородства, так что представить себе их в состоянии крайнего опьянения просто невозможно. Что же касается напивающихся до положения риз невинных младенцев, то парадоксальность ситуации здесь ещё более очевидна.

Стилистический парадокс возникает, когда в одном контексте сталкиваются языковые единицы, имеющие различную стилистическую окраску. Например: «Альфа и омега кухни – кухарка Пелагея возилась около печки» («Кухарка женится»). БФ альфа и омега в русском литературном языке имеет книжную стилистическую характеристику. В данном же контексте при столкновении со словами сниженного, разговорно-обиходного стиля – кухня, кухарка, возилась, печка (даже имя Пелагея имеет оттенок просторечности) БФ теряет свою книжность, а всё предложение приобретает ироническую окраску. Автор явно иронизирует, подшучивает над кухаркой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология