Библейские истории для взрослых

Я устроил себе короткую экскурсию. Другие члены общества, как я позже обнаружил, уже приступили к исполнению своих обязанностей. Рваные ритмы тяжелого металла — «Плоть перед завтраком», скандальный альбом группы «Проклятие жестянщика» — неслись сквозь двери комнаты Мэгги Йост. К вечеру, как я знал, у бедной женщины появятся слуховой эквивалент астенопии и неукротимый понос. Заметив, что дверь в комнату Лиши дю Прин закрыта, я предположил, что она, должно быть, занимается любовью с очередным мужиком, которого специально привезла с собой. Остальную часть года, как выяснилось позже, Лиша дю Прин почти не общалась с мужчинами. И не из-за социальной дизадаптации или эмоционального дефицита. Просто она была совершенно безразлична к представителям этого пола.

Я заглянул в подвал. Так и есть, Кендра Келти уже включила видик и пыталась с головой погрузиться в просмотр старого фильма с участием Рейсфорда Спона «Последний ацтек». Кендра Келти считала, что все фильмы, в которых когда-либо снимался Рейнсфорд Спон, неимоверно скучны, а сам Рейнсфорд — женоненавистник и фашист. Кендра страдала молча.

И я вернулся в гостиную. Доктор Дорн Маркл, ненавидевший воду и полагавший, что зайти на десять футов в воды Атлантики — все равно что заигрывать со смертельными подводными течениями и предлагать себя стае акул, только что закончил очередной заплыв. С него капала вода, оставляя пятна на деревянном полу. Он был жалок, как мокрая кошка.

— Привет, Дорн.

Я протянул ему свою «донорскую» руку, ну, ту, которую мне пришил хирург, и наши пальцы переплелись.

— Здорово.

У Дорна были удивительные глаза: большие, блестящие, изумрудно-зеленые. Ходячая реклама оптиметрического бизнеса.

— Классная погодка.

— Надеюсь, продержится до воскресенья.

Глубокомысленные беседы во время недели Кристины исключались. Так, разговор ни о чем.

Я вразвалочку вышел на веранду. Билли Силк, человек, испытывающий физиологическую и моральную аллергию на алкогольные напитки, сидел в шезлонге, потягивая абрикосовую настойку. Через минуту, после бега трусцой, появился Уэсли Рансом. Уэсли презирал все, связанное с физкультурой. И любые физические упражнения находил мучительными.

Страдание на лице Уэсли, как я мог предположить, было обязано своим происхождением не только пробежке. В голове этого члена нашего сообщества роились беспокойные мысли.

— Привет, Билли. Мои приветствия, Джон.

Мученический пот катился по лицу Уэсли.

— Рад, что набрел на вас. Есть дело, которое надо обсудить, весьма неотложное.

«Приветствия», «набрел», весьма неотложное» — вот какие слова употреблял Уэсли Рансом, это было в его стиле. Никак не мог преодолеть в себе актера.

— Неотложное?

Билли налил вина в пластиковый стаканчик, некогда принадлежавший Кристине. На стаканчике изображен плюшевый мишка. Билли мне нравился. Он был вегетарианцем и программистом, слышавшим пение эльфов среди плат памяти.

— Дело вот в чем, — начал Уэсли. — Состоять членом Общества Кристины стало для меня пустым звуком. Я не верю в него, ни капли. Это… безрассудство.

Билли, человека более возвышенного, эти слова оскорбили сильнее, чем меня, математика.

— Мне больно слышать это от тебя, Уэсли. С твоим-то добрым сердцем…

— В том-то и суть, собратья. Я ухожу.

Думаю, Билл прикладывался к стаканчику с плюшевым мишкой слишком уж часто, потому что он заплакал: нет, это было не полноголосное уханье оркестра, а скорее какое-то собачье завывание.

— Ты не можешь уйти. Подумай, что ты говоришь. Подумай о Кристине.

— Нам нужно устроить официальное собрание, — предложил я, стараясь держаться нейтрально, хотя понимал ужас Билли. — Всем восьмерым. Вместе.

Уэсли слизал пот с верхней губы.

— Сегодня? После обеда?

— Сегодня, — простонал Билли.

— После обеда, — всхлипнул Уэсли.

Нью-Йорк, говорят, то место на нашей планете, где вероятнее всего встретить родственника. Когда я впервые столкнулся с Кендрой Келти, разумеется, я не знал о нашем родстве, да и она о нем не знала.

Мы стояли в морском порту на автобусной станции в очереди за билетами. Я возвращался в Бостон после конференции учителей математики на тему «Эйнштейн, общая теория относительности и пятый класс». Я едва дождался ее завершения. Кендра направлялась в Филадельфию. Она играла в оркестре на флейте. Вокруг нас суетились уличные торговцы, норовили всучить бесполезные наручные часы и сомнительные пепельницы. Бродяги, жавшиеся к кафельным стенам, разговаривали с несуществующими собеседниками.

Меня потянуло к Кендре, как только я увидел ее. Между нами буквально пробежал электрический разряд. Это не было физическое влечение, хотя, конечно, отчасти присутствовало и оно: ее губы были столь эротичны, что их следовало бы прикрывать повязкой. Мы спонтанно и абсолютно одновременно оставили наши очереди. Притворившись голодными, мы направились к автомату. Кендра опустила в него пригоршню монет, нажала на кнопку и получила сандвич с крессом-салатом, который совсем не любила, и столь же ненужную ей чашку кофе. Она одновременно была стройной и кругленькой, качества, которые я раньше считал взаимоисключающими.