Библейские сказания и легенды

Собрались филистимские воители и, двинувшись в Иудею, расположились станом между Сокохом и Азикой в Эфес–Дамиме[281]. Саул со своими воинами занял склон поросшего лесом холма. Так они стояли друг против друга на склонах холмов, разделенные долиной, пока от филистимлян не отделился могучий ратоборец по имени Голиаф. Один вид его внушил израильтянам ужас. Ведь был он ростом в шесть локтей и одну пядь, закован с ног до головы в медь.

Голову его прикрывал бронзовый шлем. Туловище покрыто чешуйчатым панцирем весом в пять тысяч сиклей меди. Ноги защищены бронзовыми поножами[282]. С плеч его свисал кидон[283]. Древко его копья напоминало веретено, наконечник же был из железа весом в шестьсот сиклей. Его щит держал оруженосец.

Спустившись в долину, откуда голос его был слышен, он обратился к израильтянам:

— Зачем вы явились сюда, рабы Саула? Разве вы ослепли и не видите, что перед вами не какой‑нибудь израильтянин, а филистимлянин?! Попробуйте мою силу! Пусть кто‑нибудь спустится ко мне. Если я одолею его, вы будете не Сауловыми, а нашими рабами. Если же он одолеет меня, мы будем служить ему.

Страх в стане Израиля был столь велик, что никто не отозвался на призыв филистимского ратоборца. А выходил он утром и вечером сорок дней подряд.

В войске Саула было трое братьев Давида. Сам же он в это время вернулся от Саула к отцу своему и пас овец и баранов в пустыне. Услышав, что воинство Саула отправилось на войну с филистимлянами, он оставил стадо сторожу и явился в израильский стан, чтобы отнести братьям сушеных зерен и десять хлебов, а тысяченачальнику Абинеру — десять кругов сыра и осведомиться у него о братьях своих.

Придя в стан и отдав Абинеру сыры, юноша втесался в ряды воинов, рассуждавших о позоре, который навлек филистимский ратоборец на весь Израиль. Один из старцев, обращаясь к юным воинам, вопрошал их:

— Мужи вы или не мужи? Видите, как возгордился этот человек, а вы стоите с опущенными руками, как бабы! И даже выгоды собственной не блюдете! Только сегодня Саул обещал озолотить того, кто избавит Израиль от позора, выдать за храбреца свою дочь и ввести его и всю его семью в число тех, кто свободен от податей и находится на царском кормлении[284].

Явившись к середине речи, Давид не понял, что надо сделать, чтобы получить эти невиданные блага. Только он заикнулся, чтобы об этом порасспросить, как его увидал старший брат Элиав и заткнул ему ладонью рот. Вместо благодарности за заботу услышал Давид от брата хулу:

— Зачем ты сюда явился, мальчишка? Знаю я твое завистливое сердце! Отправляйся к своим баранам[285]!

Поняв, что Элиав, не решаясь совершить подвиг, который может возвысить его самого и всю семью, не хочет, чтобы прославился он, Давид, юноша отправился прямо к Саулу, чтобы предложить ему свои услуги.

— А знаешь ли ты, с кем должен сражаться? — спросил Саул, выслушав юношу. — Ведь филистимлянин — ратоборец с малых лет, а ты — пастушок!

— Это верно, — кивнул Давид. — Я пасу мелкий скот отца моего. Но и мне приходилось сталкиваться с более сильным, чем я. Не раз на стадо нападали львы и медведи. И я не убегал! Не прятался, а выходил им навстречу и вырывал из их пасти ягненка! Я готов сразиться и с этим чужеземцем, и с каждым другим, кто поносит воинство живого Бога.

Эта речь, которую менее всего можно было бы ожидать от юноши, почти мальчика, настолько удивила Саула, что он сказал:

— Что ж! Иди! Да будет с тобою Бог!

Давид повернулся, чтобы идти, но царь его остановил:

— Сначала вооружись!

Оруженосцы Саула опоясали Давида мечом и хотели надеть на него доспехи, но он, скинув меч, сказал:

— Не привык я к такому оружию. Буду сражаться своим.

Он показал им пастушью пращу в виде палки с углублением для камня[286].

С этими словами Давид отправился к ручью, где долго отбирал обтесанные водой голыши, взвешивая каждый на ладони. Набив ими торбу, ту самую, в которой принес сыры, он стал спускаться в долину.

Судя по тому, как развеселился филистимлянин, появление Давида не осталось незамеченным.

— Это ты! — сказал Голиаф, давясь от хохота. — Взгляните на него! Он принял меня за собаку и идет с палкой! Но я не кусаюсь! Я убиваю[287].

Эти слова не испугали Давида. Он спустился еще ниже и остановился шагах в двадцати от Голиафа.

— Ага, струсил! — захохотал филистимлянин, поднимаясь вверх. — Подойди‑ка ближе! Я разорву тебя на части и выброшу потроха на корм птицам и зверям.

Давид и Голиаф

Тогда‑то Давид произнес речь, которую много лет спустя передавали все ее слышавшие своим сыновьям и внукам, а те — своим сыновьям и внукам:

— Вот ты идешь против меня с мечом, копьем и щитом, а я выступаю с именем Бога воинства израильского, которое ты, собака, поносил. Вот сейчас предаст тебя Бог в мои руки, чтобы я отсек твою голову и отдал ее и трупы других филистимлян птицам небесным и зверям земным. И все, кто будут свидетелями этого, поймут, что спасение не в мече и копье, а в Боге.