Библейские сказания (Изд. 4-е)

У матери ребенка возник хитроумный план. Она знала, что в определенном месте реки каждый день купается дочь фараона, известная своим сочувственным отношением к преследуемым израильтянам. Недолго думая, мать положила сына в корзинку, заделала щели смолою и отнесла корзинку в тростник, где дочь фараона легко могла ее найти. Одновременно она поручила Мариам издали следить за братом и быть начеку. Все произошло так, как и предполагала мать. После купания дочь фараона в сопровождении прислужниц отправилась на прогулку вдоль берега. Она сразу услышала детский плач и велела рабыням обыскать тростник. Каково же было ее удивление, когда у ее ног поставили корзинку с плачущим малышом! Она нежно склонилась над подкидышем и приласкала его, пытаясь успокоить. Дочь фараона сразу догадалась, что нашла израильского ребенка, и поскольку в глубине души она осуждала бесчеловечный приказ отца, то решила взять дитя под свое покровительство. Мариам, издали следившая за этой сценой, подошла к дочери фараона, предлагая подыскать кормилицу для мнимого найденыша. Получив согласие, она радостно кинулась домой за матерью. Вот таким-то кружным путем ребенок благополучно вернулся в объятия своей родительницы. Ему больше не угрожала смерть в пучине Нила, поскольку никто из египетских палачей не решался перечить желаниям дочери фараона.

Спустя несколько лет, когда мальчик уже подрос, мать отвела его во дворец, а дочь фараона усыновила маленького израильтянина и назвала его Моисеем. Отныне Моисей воспитывался во дворце так, словно от рождения принадлежал к царскому роду. Он щеголял в дорогих одеждах из тонкого льна и ходил на уроки в храм, где жрецы посвящали его в тайны своей науки. В его распоряжении были слуги, он разъезжал по городу в колеснице, запряженной огневыми конями, и жил в покоях, обставленных с изысканной роскошью. Казалось, он утратит все черты своего народа и станет египтянином. Но мать позаботилась о том, чтобы ее сын не отрекся от израильского происхождения. Тайком от дочери фараона она учила его родному языку и истории предков, а под конец открыла ему, каким образом он избежал смерти в водах Нила.

Нелегко было Моисею расстаться с комфортабельной жизнью египетского аристократа. Образование, друзья придворные, блеск египетской культуры — все это связывало его со средой, к которой он привык сызмальства. Что могло быть общего между этим просвещенным, изысканно воспитанным человеком и израильскими бедняками, которых египтяне попирали и угнетали? И хотя временами у Моисея сжималось сердце при виде его сородичей, обреченных на тяжелые работы, у него не хватало сил, чтобы распрощаться с привилегиями и великолепием придворной жизни.

Целых сорок лет он пользовался всеми удовольствиями, какие были доступны приемному сыну фараоновой дочери, и даже получил звание египетского жреца. Он плавал по Нилу в фараоновой ладье, и его развлекали музыканты и фокусники, а когда он возвращался в свой дворец, красивые танцовщицы ублажали его плясками под аккомпанемент арф и флейт. Новая столица Раамсес была необычайно хороша. Ее построили по образцу древних Фив: широкие улицы, великолепные дворцы, общественные здания и многочисленные храмы, посвященные египетским богам. На окраине города высились склады, заполненные ячменем и пшеницей, а в речной порт то и дело прибывали корабли с товаром. Лагуны изобиловали птицей и рыбой, а сразу за воротами города тянулись старательно возделанные грядки с луком и буйно разросшиеся сады, где деревья гнулись под тяжестью гранатов, яблок, фиг и оливок.

Итак, Моисей вел беззаботную жизнь, наслаждаясь всеми ее благами. Однако он не был легкомысленным бездельником. Он внимательно вчитывался в папирусы, содержавшие всякие премудрости Египта. По вечерам, когда становилось прохладно и на небе всходила луна, он прохаживался по дворцовому саду в сопровождении жрецов и вел с ними долгие беседы о богах, фараонах и предназначении человека. А по ночам, если Моисею не спалось, в нем оживала затаенная тоска. Перед его глазами вставали картины жизни его братьев, он видел, как они страдают, как проклинают свою судьбу, слышал свист кнутов, подгонявших их на рабский труд, до него доносились их жалобы, рыдания и мольбы о спасении. Во сне ему являлась мать, и лицо ее, полное материнской нежности, почему-то было печальным и как бы слегка разочарованным. После таких ночей он не мог справиться с терзавшей его тревогой. Он чувствовал себя в чем-то виноватым, и все, что он до сих пор делал в жизни, казалось ему пустым и лишенным смысла. Тогда он прокрадывался из дворца, как вор, и бежал за город, чтобы издали следить за тем, как его братья гнут над глиной и деревянными формами для кирпичей свои блестящие от пота полуобнаженные спины.

Таким образом, он вел поистине двойную жизнь: днем был холодным египетским аристократом, зато ночью становился блудным сыном, в муках, ощупью искавшим обратного пути к своему народу.