Библия бедных

– В мае пришел ОМОН. Меня – к стенке. Ребенок выбежал – и его к стенке. Четыре часа так стояли. Оказалось, дом перепутали: не ко мне пришли, а к брату Гусе. А у него три инфаркта. Взяли они коробку, где он лекарства держит, высыпали лекарства, подложили туда автомат. К соседу тоже зашли, кинули ему два пистолета. Потом по всем каналам показали. А дела уголовного не завели: сказали – распишись, что пистолеты не твои. Это все ради телевизора.

У Бори спокойно. Цыганята играют в буру. Рустаму тоже хочется с ними, но нельзя, взрослый уже, ему двенадцать. Невеста у него красивая, из верхнего табора, и зовут красиво: Девочка Михай.

– Нам нравится. А ему не понравится – по ушам получит. Да ты не волнуйся, у нас младше тринадцати не женят. Вот в Тюмени выдали девку замуж, ей десять было – да их нужно к стенке поставить без суда и следствия!

Цыганенок смеется и делает пальцем пыщ-пыщ.

– Мы сюда приехали в 1962 году из Саратова, как указ Ворошилова вышел о запрете бродяжничества. Мне четыре года было. Райисполком дал нам землю – берите, живите – и мы размножились. У дедушки моего десять детей, у отца моего десять детей, и сами мы уже дедушки. Сперва жили в хибарах, потом отстроились. Сейчас, где жил отец, живет мой младший брат. Его дом тоже снесут.

Во всем виноват (уверены цыгане) Валерий Федоров, глава администрации Ленинского района. Предыдущий глава, Михаил Иванцов, помог оформить цыганам сто домов. Федоров сказал, что тоже поможет, собрал за две недели с табора документы и отнес их, но не в БТИ, а в суд. Там дали 10 дней на обжалование… но цыгане не получают почту. И теперь каждую неделю сносят по десять домов, а к осени от табора останется половина. На том же месте цыганам дадут землю, чтобы строили новые дома, уже по закону.

– Но что нам с того? Хибара пять на четыре сейчас стоит тысяч триста. А нормальной семье, человек в десять, нормальный дом нужен.

У барона нормальный дом. Ковры. Хрусталь. Искусственные фрукты. Что-то аляповатое из библейской жизни – «иконой» зовут. Благополучие. Но потом он показывает квитанции.

– Мне за 4 месяца за воду насчитали 250 тысяч. Она золотая, моя вода? А за свет – миллион сто. Это Горэлектросеть долги на нас списывает. А газ? Говорят, все началось с четырех незаконных врезок. Хорошо, покажи мне эти врезки. Вот стакан чаю – я его украл. Покажи мне стакан, который я украл! Мы с 2008 года, как нам газ отключили, не воруем его, а сидим кто на баллонах, кто на печках. Я свою печку лично сделал, что я, не цыган, что ли? Когда 16 марта у газовиков была утечка, они приехали с бульдозерами ее искать. А женщинам нашим кто-то сказал, что это наши дома сносить будут. Они и начали бунтовать. Они не знали про газ. И теперь нас действительно будут сносить…

– Я люблю Россию! – кричит картавый цыганенок, то ли младший сын, то ли старший внук барона. На запястье у него ленточка, триколор.

Людям из уничтоженных домов государство предложило социальную гостиницу: 500 рублей в сутки со взрослого и 300 с ребенка. В месяц с одной семьи – тысяч сто.

«Мы – рабочие люди»

Румынскому королю Михаю Первому – 94 года. Он давно на пенсии. Котлярам фамилии не важны, но надо было что-то написать в паспорте, и многие написали – Михай, чтобы как у короля.

Барону верхнего табора Ено Григорьевичу Михаю – 61 год. Предки его перекочевали из Бессарабии в Луганск, потом в Тулу. Барон – не титул. Это просто старый человек, на котором хорошо сидит костюм. Барон – главный по связям с внешним миром. Он говорит по-русски лучше русских и знает русские законы. А в таборе он старейшина, один из многих. У него тяжеленный золотой перстень, золотые зубы и белоснежные носки.

– Ты меня не снимай. Не хочу, чтобы видели мое лицо. Я не справился. Не защитил табор. Я виноват перед людьми.

В прихожей у барона сложены телевизоры. Кто остался без дома, хранит у него добро. В гостиной – это богатый дом – плазменная панель. Внуки смотрят «Ну, погоди!» и сочувствуют волку.

– Для нас дверей нету. Мы в стену стучим. Потому что цыгане. Может, новая власть не знает, кто мы? Не знает, что мы рабочие люди? Мы же тысячу лет лудильщики. Мы с 1965 года в бытовом обслуживании, по хлебозаводам да молокозаводам. Лудили котлы, чтобы ржавчина в хлеб не попала. Лудили даже жировые котлы по 10 тонн, наши люди гибли в этих котлах. Потом все перешли на нержавейку, и кончилось лужение. Мы пошли в совхозы, кормушки стали делать для свиноматок, изгороди. В конце восьмидесятых создали кооператив, такие деньги зашибали! Все эти дома – они с тех денег встали. Половина Тулы у нас работала! Тогда мы и начали расширяться. Но ничего не узаконивали. Советский Союз еще был. Дом построил – живи…

Барон Ено похож не на вождя древнего племени, а на профсоюзного вожака. Он защищает цыганский пролетариат так, что багровеет лицо. Он, задыхаясь – скакнуло давление, – рассказывает все обиды последних пяти лет.