Библия бедных

Миллионы русских ходят в церковь, торчат в соцсетях и смотрят глупые шоу. У китайцев все то же самое: буддизм, конфуцианство, социальная сеть Weibo, местные шарлатаны и телезвезды – доступное убожество, утешающее в нищете. Но у китайцев есть еще и природа. Внутренний туризм тут дешевле, чем в России, есть профсоюзные путевки, и орды китайцев катаются по Китаю, чтобы утешиться красотой.

– Это, ааа, гора Перец, она, дык, ааа, высокая, дык, называется, ааа, дык, Перец-гора. Эта гора, она, дык, ааа, перец.

Мой гид (не тот, который в погонах) безграмотен и услужлив. Чтобы понять его, нужно воображение. Чтобы понять китайскую природу, оно тоже нужно. Китайцы любят называть неодушевленное. Чтобы – посмотрите направо – не просто красивая скала, но и сравнение было красивое: перец, фазан, верблюд, черепаха.

В горной Хунани есть фантастический национальный парк Улинъюань. Пейзажи, вдохновившие Кэмерона. Гигантские каменные столбы. В «Аватаре» они парят. Вживую они лучше. Вживую они мозг выносят.

Чуть восточней – гора Ланшань, часть горной системы Данься. Столбы такие же. Мозговыносящие. Все это песчаник. Мягкий материал. Нет ничего беззащитней песчаника. Несколько тысяч лет – мгновение – и горы изменят форму, пропадет красота. Но китайцы этого не знают. Они галдят на смотровых площадках, глядя на недолговечные скалы, символизирующие вечность.

На фоне вечности умирают и женятся. На правом берегу реки Фуи стоит гора Генерал: каменный великан в боярской шапке. На левом берегу играют свадьбы с видом на правый. Невеста хохочет, зубы – мелкий китайский жемчуг.

Дожди и древность

У китайцев почти самая длинная история в мире, но они не понимают истории. Им все равно – древняя пагода или копия древней пагоды.

И потому скучны китайские музеи: дюжина фото и пара монет с дыркой. И потому поразительны древние города, где новодел и старина сплелись. Субтропические дожди старят бетон и плитку, и кажется, что эта хрущевка-дэнсяопинка простояла здесь не тридцать лет, а три тысячи.

Таков городок Хунцзян, торговый центр империи Цин. В тени новостроек – четыреста исторических зданий. Большинство жилые. Некоторые – заспиртованные: бордель, курильня, налоговая, гостиница, храм. В борделе зазывают сластолюбцев, в курильне дремлет наркоман, в налоговой бьют палками. Все очень современно. Это историческая реконструкция. А рядом жизнь. Точно такая же, только опиум запрещен.

Огни и окна

Китайцы изобрели фейерверк. Они любят, чтоб тьма сверкала и искрилась. Они все украшают светом. Их стихия – нуар, неон, игра болотных огоньков, «Бегущий по лезвию».

Они не знают меры. Гигантскую карстовую пещеру Хуанлундун (пещеру Желтого Дракона) совершенно испоганили: сбили лишние сталактиты, оставшиеся подсветили для надежности красным и зеленым, как сельский клуб на Новый год.

Но есть места, где свет волшебен. Фэнхуан, город Феникса, еще недавно – деревня, теперь – китайский Лас-Вегас. Днем здесь провинциальная экзотика: стирают белье у свайных домиков, испражняются туда же, в реку, и там же, по реке, катаются гондолы, и с гондол поют юноши.

А ночью – царство света. Открыты кабаки и подпольные курильни, льется рисовая водка под клубные ремиксы патриотических песен. У шеста вместо голых девушек – мужчины в шапках с рогами. Ничего не понятно. Пляшут девушки в ухмыляющихся масках. Рев. Вонь. Угар. В бар зазывают с трещотками. Вышибала изображает пьяного и хлопает себя по животу: у нас хорошо, заходи, великан. Вместо вывесок висят пустые пивные бутылки: тут славное место, тут много выпито. Китай веселится. Китай зовет. Двери распахнуты. Сладко и пьяно внутри. И страшно.

Эпилог

Ночь – для огней и удивления. А для грусти и трезвости – утро. Разбредаются туристы. Встает над городом запах рисовой отрыжки. Заводятся мотороллеры. Ну вот я и привык к Китаю, к его ночной роскоши и утренней бедности. Хвала западным и восточным богам, днем здесь так же, как повсюду в мире. Нищий лижет фасолевое мороженое у входа в банк, и каменный лев равнодушен.

Забытый русский

В полдень приходит буря. Ветер срывает гранаты с веток, сладкий ручей течет по брусчатке. Барабанят по черепу грецкие орехи – страшно, как под обстрелом, сильно до синяков. Где-то гремит листовое железо, тонкие женщины в черном бегут, закрывая лицо платком. Через миг – тишина, и торговцы старьем вылезают из «Жигулей», расстилая свои ковры и раскладывая пластинки. Грузия пахнет вином и плодами, давленым ркацители и корольком, и пыльной подушкой из бабушкиного шкафа.

Сюда надо осенью. Меняя плюс два на плюс двадцать, грязный снег на вечную зелень, опухшую московскую луну на грузинский месяц – южный, поджарый, рогами вверх. И надо сюда на неделю минимум, иначе – впустую. Тбилиси – для неторопливых.