Библия: Биография книги

Разрушение Первого храма в 586 г. до н. э. вызвало поразительный всплеск творчества среди пленников в Вавилоне. Разрушение Второго храма подобным же образом стимулировало литературную деятельность среди христиан. К середине второго столетия н. э. были закончены почти все двадцать семь книг Нового Завета. Христианские общины уже цитировали письма Павла как Священное Писание[188], и чтения отрывков одного из жизнеописаний Иисуса, имевших распространение, стали привычной частью воскресного богослужения. Евангелия, приписываемые Матфею, Марку, Луке и Иоанну, впоследствии были признаны каноническими, но существовали и многие другие. Евангелие от Фомы (ок. 150 г.) было собранием тайных высказываний Иисуса, сообщающих спасительное «знание» (гнозис). Существовали евангелия (впоследствии утраченные) эбионитов, назореев и евреев, которые старались угодить иудео-христианским общинам. Существовали также многочисленные «гностические» евангелия, представлявшие особую форму христианства, где придавалось особое значение гнозису и делалось различие между полностью духовным Богом (чьим посланцем на земле был Иисус) и демиургом, создавшим порочный материальный мир[189]. Многие другие документы не дошли до нас: например, Евангелие, известное исследователям как «Q», поскольку оно было источником (нем. Quelle) Евангелия от Матфея и от Луки; различные собрания наставлений Иисуса; а также описание суда над Иисусом, его мученичества и смерти.

Однако во втором столетии не было канона обязательных текстов, поскольку ещё не существовало стандартной формы христианства. Маркион (ок. 100–165 гг.), разделявший многие идеи гностиков, хотел разорвать связь между христианством и Священным Писанием евреев, так как считал христианство полностью новой религией. Маркион написал своё собственное Евангелие, основываясь на посланиях Павла и на подвергнутой цензуре версии Евангелия от Луки. Это сильно усложнило отношения многих христиан к иудаизму. Прений, епископ Лионский (ок. 140–200 гг.) пришёл в ужас и от Маркиона, и от гностиков и настаивал на том, что существует связь между старым и новым писанием. Он составил список одобренных текстов, представлявший собой Новый Завет в зачаточном состоянии. Список начинался с Евангелий от Матфея, Марка, Луки и Иоанна — именно в таком порядке — затем шли Деяния апостолов (история ранней церкви), включая послания Павла, Иакова, Петра и Иоанна, а завершали список два пророческих описания конца света: Откровение и Пастырь Ерма. Но канон установился окончательно не ранее середины четвёртого века. Некоторые из книг, отобранных Прением, например, Пастырь Ерма, были впоследствии отвергнуты, а другие, такие как Послание к евреям и послание Иуды, добавлены к его списку.

Христианские Писания создавались в разные времена, в различных регионах и были адресованы самым разным аудиториям, но все они имели общий язык и набор общих символов, восходящий к книгам Закона и Пророков, а также к текстам конца эпохи Второго храма. Они соединяли идеи, изначально никак не связанные между собой, — сын Божий, сын человеческий, мессия, царство небесное — так, что они образовывали новое целое[190]. Авторы не доказывали тождество этих идей логическим путём, но так часто сближали эти образы, что они слились воедино в восприятии читателя[191]. Не существовало общего для всех представления об Иисусе. Павел назвал его «сыном Божьим», но использовал этот титул в его традиционном еврейском смысле: Иисус был человеком, находящимся в особых отношениях с Богом, подобно древним царям Израиля, и эти отношения давали ему необыкновенно высокое положение[192]. Павел никогда не говорил, что Иисус был Богом. Матфей, Марк и Лука, известные как «синоптики», поскольку они «смотрят на вещи одинаково», также использовали именование «сын Божий» в этом же значении, но они также подразумевали, что Иисус был «сын человеческий», о котором говорил пророк Даниил, что придавало его истории эсхатологическое измерение[193]. Иоанн, представлявший иную христианскую традицию, видел в Иисусе воплощение Слова и Премудрости Божьей, существовавшей ещё до сотворения мира[194]. Когда при создании окончательной редакции Нового Завета редакторы объединяли эти тексты, их не беспокоили имевшиеся расхождения. Иисус в представлении христиан стал слишком значительным явлением, чтобы привязывать его к одному-единственному определению.