Библия: Биография книги

В новом мифе лурианской каббалы Бог начал процесс творения с того, что пошёл на добровольное «изгнание». Как может существовать мир, если Бог вездесущ? Ответом Лурии на этот вопрос стала идея о цимцум («сокращении»): бесконечное Эйн-Соф, так сказать, освободило пространство в себе самом, чтобы дать место вселенной. Эта космология была отмечена чередой предвечных катастроф и совсем не походила на упорядоченный мирный процесс творения, описанного в хронике «P». Однако сефардам миф Лурии казался более соответствующим их непредсказуемому, расколовшемуся на куски миру. В начале творения, когда Эйн-Соф пыталось заполнить пустоту, образовавшуюся в результате цимцум, божественным светом, но «сосуды» или «трубы», проводившие этот божественный свет, разбились. Так искры первозданного света упали в бездну, в которой не было Бога. Некоторые из них вернулись в мир божества, но прочие остались запертыми в области, где отсутствовал Бог и правило злое начало Дин, которое Эйн-Соф, так сказать, пыталось извергнуть из себя. После этого несчастья всё пошло не так. Адам мог бы исправить положение в первую субботу, но он согрешил, и потому искры божественного света по-прежнему оставались заперты в материальном мире. Шхина, отныне пребывающая в вечном изгнании, скитается в мире, стремясь снова объединиться с другими сфирот. И всё же ещё оставалась надежда. Евреи были не просто изгоями, но залогом спасения мира. Тщательное соблюдение заповедей и особые ритуалы, возникшие в Сафеде, могли способствовать «исправлению» (тиккун), возвращению Шхины к божеству, евреев — в землю обетованную, а мира — в правильное состояние[467].

В лурианской каббале буквальное, поверхностное значение Библии считалось следствием предвечной катастрофы. Изначально буквы Торы были освящены божественным светом и соединялись, образуя сфирот, тайные имена Бога. Адам был сотворён как духовное существо, но после того как он согрешил, его «великая душа» разрушилась, и его природа стала более плотской. После этого человечеству понадобилась другая Тора: теперь из божественных букв составились слова, относящиеся к людям и земным событиям, а заповеди требовали физических действий, призванных отделить непосвящённых от священной материи. Но когда тиккун завершится, Тора будет восстановлена в её изначальной духовной форме. «То, что благочестивые люди теперь совершают, буквально соблюдая заповеди во плоти, — объяснял Лурия, — они будут потом, в райском одеянии души, исполнять так, как замыслил Бог, создавая человека»[468].

Исправление тиккун также коснётся Библии. Каббалисты уже давно были осведомлены об изъянах своих писаний. В лурианской каббале Бог еврейской Библии предстает как одно из «лиц» (парцуфим) Адама Кадмона, прообраза человека, состоявшего из шести «низших» сфирот: Суд (Дин), Милосердие, Сострадание, Долготерпение, Величие и Постоянство. Поначалу они все находились в совершенном равновесии, но после того, как разбились сосуды, разрушительная энергия Дин уже не сдерживалась остальными сфирот. Под властью Дин, все они стали Зеир Анпин, «Нетерпеливым», божеством, которое описывается в Торе, известной нам, — той Торе, которую человечество получило после грехопадения. Вот почему библейский Бог часто предстаёт столь жестоким и гневливым. Разделённый со Шхиной, своей женской сущностью, он также предстаёт исключительно в мужской ипостаси.

Но в этом трагическом мифе присутствовал оптимизм. Если Лютер ощущал невозможность сделать хоть что-то для своего собственного спасения, то каббалисты верили, что именно они могут преобразить мир, восстановить истинную природу божества и изменить своё Священное Писание. Они не отрицали свою боль: ритуалы, возникшие в городе Сафед, были призваны помочь им противостоять ей. Каббалисты практиковали ночные бдения, во время которых плакали, падая лицом в прах, стремясь отождествить своё собственное изгнание с изгнанием Шхины. Но Лурия был непреклонен: чрезмерно упиваться своим горем не следовало. Каббалисты должны были целенаправленно работать над своей скорбью, чтобы обрести свою меру радости. Бдение всегда оканчивалось размышлением о грядущем воссоединении Шхины с Зеир Анпин, во время которой участники представляли, что их тела стали земным святилищем, где присутствует божество. У них бывали видения, повергавшие их в благоговейный трепет; они переживали состояние восторженного экстаза, преображавшего мир, казавшийся им столь жестоким и чужим[469].