Библия: что было «на самом деле»?

И в самом деле, на протяжении истории далеко не всегда все носители китайской культуры проживали в одном и том же государстве. Более того, сами границы этого «китайского мира» во многом определяются политической историей: тибетская или уйгурская культуры, несомненно, не ближе к китайской, нежели корейская или вьетнамская, но Тибет и Синьцзян входят в состав материкового Китая, а Корея и Вьетнам – нет.

Итак, мы можем предположить, что единая монархия была не столько реальностью X в. до н. э., сколько проектом, который уже тогда воспринимался как возможность, а с конца VIII в. до н. э., после разрушения Северного царства, – как необходимость. Этот проект был основан на несомненной культурной, в том числе и религиозной, общности племен, составлявших население двух царств (общность не означает полной идентичности). Глядя из того времени, когда из двух царств осталось только одно (после 722 г. до н. э.), повествователи вполне естественным образом отождествляли древнюю историю именно с Южным царством и считали его законным носителем единой израильской культуры и естественным наследником древних царей и героев, что и отразилось в повествованиях книг Царств.

Именно такая версия, на мой взгляд, объясняет наибольшее количество фактов ценой наименьших допущений.

Вместо окончательных выводов

Здесь надо бы подвести итоги книги – повторить ее основные тезисы и напомнить выводы. Но я подозреваю, что у каждого читателя выводы будут свои. И это правильно.

Приведу лучше цитату из книги исследователя историчности библейских повествований Яна Уилсона:

Что делать с текстами, которые представляют неисторические события так, чтобы они выглядели историческими? Можем ли мы «делать историю» на материале текстов, описывающих события и личности, для которых не обнаруживается фактических соответствий? Можем ли заниматься историческими исследованиями, которые относились бы к завоеванию Ханаана Иисусом Навином или к убийству Эхудом Моавского царя Эглона – только два примера? Полагаю, что можем. Но наше историческое исследование в таком случае породит не повествование о победах Иисуса или об Эхуде как судье. Библия уже содержит такие нарративы. Напротив, наша работа будет посвящена исследованию этих текстов как источников, говорящих о культурах, внутри которых и ради которых они возникли как литературные произведения, и таким образом упрочит наше понимание истории древнего израильского или иудейского общества и его жизни, как это произошло с недавними работами по Давиду и израильской монархии[140].

Иными словами, мы не всегда можем в точности понять, что именно происходило три-четыре тысячелетия назад. Но можем попробовать разобраться, почему именно эти события остались в памяти того или иного общества и почему о них рассказывали именно таким образом. Дальше каждый выбирает сам: оставаться ли внутри этого рассказа, принимая его за буквально достоверный, или, напротив, отбросить все, что не доказано с абсолютной надежностью при помощи перекрестных источников и археологических находок. Или, может быть, пойти средним путем и воспринять этот рассказ как миф, отражающий историческую реальность не напрямую – ведь от этого она не перестает быть реальной?

Пространство, в котором шел наш разговор, я бы определил так: «между атеизмом и фундаментализмом». Атеизмом я называю здесь полное отрицание всякого духовного измерения в библейском тексте: Библия – всего лишь исторический памятник, а все, что говорит она о Боге, – или сознательный обман населения, или, в лучшем случае, добросовестное заблуждение. Конечно, атеизм бывает разным, но нашей стране не повезло: она получила прививку самого воинствующего большевистского атеизма, и он во многом остается актуальным по сей день.