Фундаментализм в строгом смысле слова возник как ответ на волну модернизма в западном богословии во второй половине XIX и начале XX в. Его название восходит к серии публикаций «Основы» (The Fundamentals), вышедших в 1910-х гг. под руководством Лаймана и Милтона Стюартов. Как нетрудно понять из названия, сторонники этого движения настаивали на некоторых фундаментальных истинах христианской веры: девственном рождении Христа, его телесном воскресении, достоверности сотворенных им чудес. В принципе, это естественная позиция любой группы христиан, придерживающихся своей традиции.
Но есть в фундаментализме и нечто такое, что превосходит эту консервативность и разделяется уже далеко не всеми традиционными христианами, – это прежде всего принцип буквальной непогрешимости Писания: поскольку оно есть Слово Божие, то каждое высказывание в нем истинно в прямом и непосредственном смысле. Писание следует толковать буквально, если только сам текст Писания не призывает к обратному (например, не называет повествование притчей).
Ситуация в российском обществе отличается от ситуации на Западе прежде всего тем, что за годы советской власти, по сути, единственным дозволенным отношением к библейскому тексту была атеистическая гиперкритика. В новейшее время у некоторых исследователей возникает желание противопоставить ей такой же однобокий фундаментализм.
Эта позиция тоже кажется традиционной, но на самом деле она не такова, ведь для отцов Церкви, да и вообще практически для всех средневековых толкователей аллегорический и иные непрямые смыслы Писания имели ценность никак не меньшую, а обычно даже и большую, чем смысл буквальный[14]. Фундаментализм, напротив, настаивает на безусловном первенстве и непогрешимости именно буквы Писания, которую отцы Церкви нередко оставляли в стороне ради более возвышенных аллегорических толкований.
В результате сторонники этого направления, например, категорически отвергают теорию эволюции на том основании, что в Книге Бытия сотворение животных описывается как единовременный процесс, не оставляющий места постепенному развитию. Да и сами шесть дней творения понимаются фундаменталистами обычно как шесть промежутков по 24 часа, а возраст Вселенной при таком подходе насчитывает примерно 7000 лет. Такой взгляд называется единственно соответствующим Библии, но, по-видимому, с тем же успехом можно было бы считать единственно библейским представление о плоской неподвижной Земле, над которой движутся Солнце, Луна и звезды, поскольку именно этим языком пользуются библейские авторы.
На самом деле такой подход – другая крайность по сравнению с радикальной библейской критикой. Отрицая ее произвольные реконструкции, фундаменталисты сами начинают создавать искусственные и неубедительные реконструкции (например, свою геологию, которая согласуется с представлением о мире, созданном 7000 лет назад в готовом виде). Затем принцип непогрешимости распространяется еще дальше – таким же свойством наделяется вообще вся традиция и лучшие ее представители.
Науку, строго говоря, фундаменталисты не отвергают, но, как и марксистские идеологи, полностью подчиняют ее идеологии и принимают лишь те выводы, которые этой идеологии не противоречат.
Российская библеистика до революции 1917 г. была наукой достаточно молодой, собственной научной школы отечественные ученые еще не успели сформировать, и основные их усилия сводились к тому, чтобы осмыслить и творчески перенять лучшие достижения западной библеистики. В результате российские библеисты на данном этапе вынуждены так или иначе перенимать методы западных коллег, пользоваться их выводами; для христиан вполне естественно при этом следовать наиболее консервативным образцам.
Вероятно, поэтому фундаментализм – протестантское по происхождению течение – вдруг начинает восприниматься в России как некое чуть ли не святоотеческое учение, якобы единственно возможное для православных. Но на самом деле он скорее разрушителен, нежели полезен для российской библеистики, которая только начинает у нас складываться. Отчасти это было так уже с поколением дореволюционных ученых: когда Николай Никанорович Глубоковский в эмиграции принялся с помощью историко-филологических методов доказывать, что Послание к Евреям было написано непосредственно апостолом Павлом[15], он взял на себя неразрешимую задачу.