Библия: что было «на самом деле»?

Ключевую роль здесь снова сыграли небиблейские документы: таблички, найденные в 1920–30-х гг. в Нузи на севере Ирака, датируемые XV–XIV вв. до н. э[69]. Это были хурритские архивы, раскрывавшие многие стороны семейной и социальной жизни того общества. В частности, бездетная пара могла усыновить раба, который становился ее наследником (как Элиэзер для Авраама и Сарры в Бытии (15:1–2)), а бесплодная жена могла отправить к мужу свою служанку, чтобы рожденный ею ребенок считался собственным ребенком жены (как Сарра поступила с Агарью в 16-й главе Бытия). Иными словами, оказалось, что за вычетом мелких анахронистических деталей, которые легко могут быть опущены, история патриархов прекрасно вписывается в социальный контекст того времени.

Но значит ли это, что социальные практики и институты, засвидетельствованные архивом из Нузи именно для середины II тысячелетия до н. э., характерны исключительно для этого периода? По-видимому, нет. Это мог быть некий общий фон той эпохи, и как раз по тому, что библейский автор отдельно оговаривает такие эпизоды и порой специально объясняет их, можно заключить, что во время написания окончательной версии текста они уже казались странными (тогда как упомянутые вскользь верблюды и филистимляне были, напротив, вполне обычны).

Как отметил Финкельштейн[70], о времени сложения этого эпоса можно судить по темам, которым уделяется особое внимание. Значительное место в Книге Бытия отводится соперничеству двух близнецов: Иакова-Израиля и Исава-Эдома, прародителей одноименных народов. При этом Израиль оказывается младшим и вообще более слабым, но более сообразительным и, говоря современным языком, «цивилизованным»: он занимается оседлым скотоводством и земледелием, тогда как Эдом добывает пищу охотой. Особую роль в повествовании играет переход Израилем русла потока Яббок (Иавок) как границы территории Эдома в 32-й главе Бытия, которую мы рассматривали в разделе 3.6. «Борьба Иакова», – потенциально крайне опасное событие, которое заканчивается вполне благополучно благодаря вмешательству свыше.

Совсем нетрудно представить себе, что эта история была особенно актуальна в условиях острого соперничества израильтян и эдомитян, ощущавших при этом свое родство (для сравнения отметим, что ничего подробного не говорится о соперничестве других двух братьев – Исаака и Измаила, предка арабов). Ассирийские источники упоминают Эдом как сложившееся государство с конца VIII в. до н. э., так что будет логично отнести сложение эпоса о патриархах или по меньшей мере его значительной части примерно к этому периоду. Это, конечно, не означает, будто в более древние времена не существовало сказаний об Аврааме, Исааке и Иакове. Как раз упоминание древних обычаев усыновления рабов или детей служанки (мы не находим в Библии подобных примеров за пределами повествований о патриархах) показывает, что такие рассказы существовали и раньше, но собраны, актуализированы и записаны во вполне определенную эпоху.

Это время – конец VIII в. до н. э. – на первый взгляд кажется ничем не примечательным, но археологические раскопки свидетельствуют, что в Иудейском царстве примерно в это время начался бурный демографический и экономический рост. В 722 г. до н. э. Северное Израильское царство было захвачено Ассирией, его столица Самария уничтожена и, судя по всему, значительное число северян переселилось в Иудею, которая осталась относительно независимой, но была включена в единое с Ассирией экономическое пространство. Соответственно, можно предположить, что именно в это время возник спрос на тексты, которые объясняли бы происхождение израильтян и иудеев, их внутреннее единство в противопоставлении чуждому Эдому и другим народам.

Впрочем, датировать время окончательного сложения того или иного предания довольно трудно, и датировки у разных авторов получаются разными. Например, в завещании Иакова (49 гл. Бытия) явно перекраивается в пользу Иуды старшинство между братьями, сыновьями Иакова: Рувим осквернил ложе отца, войдя к его наложнице, а Симеон и Левий проявили неоправданную жестокость, вырезав все мужское население Сихема, когда те болели после обрезания. Об Иуде, напротив, говорится исключительно комплиментарно. Тантлевский отмечает[71], что весь этот материал встречается лишь в тех частях Пятикнижия, автором которых считается Яхвист. Вполне логично предположить, что он сам относился к этому племени. При этом Тантлевский заодно относит время, когда возник данный текст, к эпохе единой монархии Давида и Соломона (вот это уже куда более спорное утверждение).