Библия: что было «на самом деле»?

Вновь стоит подчеркнуть, что это высказывания не пропагандистов или эссеистов, а вполне серьезных ученых, далеких от экстремальных оценок, – но как они контрастируют между собой! Сходство, пожалуй, только в одном: и Мазар, и Тантлевский признают, что археологических данных не просто недостаточно, но крайне мало и что для любой реконструкции неизбежно приходится обращаться к библейскому тексту. Различия в оценках, в данном случае вполне радикальные, объясняются прежде всего тем, насколько они доверяют этому самому тексту.

Но можем ли мы предложить некоторую методологию нарративного анализа, которая позволила бы отделить, пусть и не со стопроцентной вероятностью, исторически достоверные события от идеологизированного описания и откровенно мифологического материала? Историки порой прибегают к такому анализу, но скорее интуитивно. Например, большинство согласятся с тем, что царь Саул – вполне исторический персонаж[111], исходя из одного-единственного аргумента. Повествования о Сауле неудобны для автора, они размывают образ Давида как основателя династии. Если бы историю возникновения монархии в Израиле придумали с начала и до конца как идеологическое оправдание государства, существовавшего в более поздние времена, первым царем, несомненно, был бы назван Давид.

Повествование о Сауле как первом царе Израиля, с которым конкурировал основатель династии Давид, крайне невыгодно для любого царя, связанного с Давидовой династией, и неудобно для повествователя. Именно поэтому оно исторично: автор просто не смог или не захотел избавиться от этого материала. Эрнст Аксель Кнауф и Филипп Гийом, к примеру, считают[112], что повествования о Давиде и Сауле вообще были соединены искусственно аж в IV в. до н. э., но такой радикальный и даже экстремистский подход не находит подтверждений в самом тексте (приходится заодно предположить, что книги Царств окончательно сложились уже в эллинистическую эпоху, а это выглядит полной фантастикой, в них нет ни единого следа эллинистического влияния).

Еще один подобный случай неудобного рассказа, включенного в текст, – тот факт, что Храм в Иерусалиме построен не Давидом. Повествователь всячески хочет смягчить это обстоятельство, именно Давиду он приписывает сам замысел постройки и подготовку всех стройматериалов, но все же строителем Храма оказывается сын Давида Соломон.

Итак, мы можем сказать, что неудобные, невыгодные для повествователей и его покровителей эпизоды повествования могут считаться подлинными. Но это всего лишь один из возможных критериев оценки, далеко не универсальный: такие откровенно неудобные эпизоды встречаются довольно редко. А можно ли выстроить методологию нарративного анализа? Такую научно обоснованную методику, которая позволила бы исследователю с высокой степенью вероятности определить, насколько исторично то или иное повествование из Библии? О границах мифа и истории мы уже говорили в разделе 3.2. «Миф и история: где граница?», но то были общие соображения. А на чем строить конкретный анализ?

За основу можно взять мнение И. П. Вейнберга, который еще в начале 1990-х гг. писал: