Бесстрашно выступая против неправедности облеченных властью, Иоанн Креститель обличает самого тетрарха (четверовластника) Иудеи Ирода Антипу за страшный грех: он женился на жене своего брата Филиппа, грубо нарушив законы Торы. Иоанн Креститель говорил прямо в лицо властителю: «…не должно тебе иметь жену брата твоего» (
В эпоху Средневековья ходили различные предания о судьбе останков Иоанна Крестителя (считалось, что римский император Юлиан Отступник в IV в. нашел их и публично сжег, борясь с культом Иоанна Крестителя). Многие Церкви утверждали, что именно у них хранится голова Иоанна Крестителя, которой поклонялись как святой реликвии. Мотивы усекновения главы Иоанна Крестителя и преподнесения ее на блюде Ироду Антипе (при этом в некоторых сюжетах Ирод протыкает голову или язык ножом или вилкой) и Саломее, пляски Саломеи с блюдом, на котором лежит отрубленная голова Иоанна Крестителя, преподнесения Саломеей блюда с головой Иоанна Крестителя Иродиаде стали каноническими в христианской иконографии и живописи (многочисленные иконы «Усекновение главы Иоанна Крестителя [Предтечи]» как в католической, так и в православной традициях; рельеф Донателло «Пир Ирода» для купели баптистерия в Сиенне, 1423–1427, и др.; см. ниже).
Церковный культ Иоанна Крестителя складывается с опорой на свидетельство Евангелия от Луки о шестимесячной разнице в возрасте Иоан на Крестителя и Иисуса Христа (т. е. о полугодовом интервале между рождеством Иоанна Крестителя и Рождеством Христовым), а также на указание самого Иоанна Крестителя в Евангелии от Иоанна о том, что Христу «должно расти», а ему — «умаляться». Эти слова были своеобразно материализованы в «прикреплении» рождества Иоанна Крестителя к летнему солнцестоянию, а Рождества Христова — к зимнему. Это неизбежно привело к переосмыслению образа Иоанна Крестителя у европейских народов в духе календарных мифов (прежде всего солярного мифа). Как отмечает С.С. Аверинцев, «для церковных интерпретаторов (например, католического агиографа XIII в. Иакова Ворагинского) солярная символика должна была оставаться служебным инструментом передачи теологической доктрины; но для фольклорной традиции Иоанн Креститель и праздник его рождества сами приобретали солярные черты, сливаясь с языческой мифологией и обрядностью солнцеворота (в восточнославянском кругу — с культом Купалы), до неузнаваемости изменяясь в контексте образности сезонно-обрядовых песен и присказок (в сербском фольклоре Иоанн Креститель получает эпитет «Игритель», что мотивируется представлениями о троекратной остановке солнца в день его рождества)»[623]
.С.С. Аверинцев подчеркивает, что в православной традиции образ Иоанна Крестителя играет более важную роль, чем в католической[624]
. Это находит прямое отражение в православной иконографии: в «Деисисе», в народном переосмыслении толкуемом как «Деисус», только Иоанн Креститель изображается — наравне с Девой Марией — в особой близости к Христу. И если для католичества, как и для протестантизма, Иоанн Креститель — неустрашимый пророк, обличитель неправедных, важнейший свидетель пришествия Христа, то для православия он еще является идеальным образцом аскета, пустынника, монаха, а также приобретает черты «ангела пустыни». С XIII в. в греческой, южнославянской и русской иконографии широко распространяется мотив «Иоанн Предтеча — ангел пустыни», где утонченно-духовная и одновременно суровая фигура Иоан на Крестителя предстает с двумя гигантскими ангельскими крыльями. В западной традиции к представлению об Иоанне Крестителе как о связующем звене между аскетизмом Ветхого Завета (прежде всего назорейством пророка Илии) и христианским монашеством наиболее близки кармелиты.