И даже лучше, если неизвестное хуже, чем известное, — не это главное.
Лишь ваше изменение от известного к неизвестному, ваша готовность двигаться от известного к неизвестному — вот, что имеет значение. Это безмерно ценно. И продолжайте делать это во всех видах переживаний. Это подготовит вас к смерти, так как, когда смерть приходит, вы не можете сразу же решить: «Я выбираю смерть и покидаю жизнь!” Такие решения сразу не принимаются.
Вы должны двигаться дюйм за дюймом, готовясь, живя от мгновения к мгновению. И по мере того, как вы становитесь все более близкими к красоте неизвестного, вы начинаете создавать в себе новое качество. Оно там, оно еще никогда не было использовано. Прежде чем придет смерть, продолжайте двигаться от известного к неизвестному. Всегда помните, что новое лучше старого.
Говорят, что все, что старое, — не золото. Я говорю, что даже если все, что старое, — не золото, то это не имеет значения.
Имеет значение ваш
Вместе со страхом существует трусость, и имеет место отсталость ума, посредственность. Они — одна часть. Они существуют вместе, они поддерживают друг друга. Со смелостью приходят отточенность, разум, открытость и непредвзятый ум, способность познавать — все они приходят вместе.
Начнитес простого упражнения, то есть: всегда помните, что при всяком выборе вы выбираете неизвестное, рискованное, опасное, ненадежное, тогда вы не будете в убытке.
И только тогда… на этот раз смерть может стать потрясающе открывающимся переживанием, может дать вам способность проникновения в ваше новое рождение — и не только способность проникновения, но даже определенный выбор. Вы можете осознанно выбрать определенную мать, определенного отца. Обычно это происходит подсознательно, просто случайно, но сознательное умирание человека — это сознательное рождение.
Вы можете спросить кое-что у моей матери, потому что случилось так, что она находится здесь… После моего рождения, в течение трех дней, я не воспринимал никакое молоко, и все волновались, беспокоились. Беспокоились врачи, поскольку: как этот ребенок собирается выжить, если он даже отказывается принимать молоко? Но они не имели представления о моих трудностях, о той трудности, которую они создавали для меня. Они всячески старались заставить меня. А у меня не было способа, чтобы объяснить им или чтобы дать им понять, что они сами могли бы найти способ.
В моей прежней жизни, перед тем как я умер, я постился. Я хотел закончить свой двадцатиоднодневный пост, но я был убит перед тем, как был закончен мой пост, за три дня до этого. Те три дня остались в моем сознании даже при новом рождении; я должен был закончить свой пост. Я, на самом деле, упрямый! С другой стороны, люди не переносят события из одной жизни в другую жизнь; если глава закрыта, то она закрыта.
В течение трех дней им не удавалось положить что-нибудь мне в рот; я просто отвергал все. Но через три дня со мной все было в полном порядке, а они были удивлены: «Почему он отказывался три дня? Болезни не было, не было проблем, — а через три дня он совершенно нормальный». Это осталось для них тайной.
Но я не хочу говорить об этих вещах, так как для вас все они будут гипотетическими, а у меня нет способа доказать их научно. И я не хочу дать вам какую-либо веру, поэтому я продолжаю отсекать все то, что может создать какую-либо систему веры в вашем уме.
Вы любите меня, вы верите мне, поэтому, что бы я ни сказал, вы можете верить в это. Но я настаиваю снова и снова на том, что если что-либо не основано на вашем переживании, то воспринимайте это только гипотетически. Не делайте это вашей верой. Если иногда я привожу пример, то это полнейшая необходимость, так как человек спросил: «Как вам удалось в детстве быть таким смелым и сообразительным?»
Я ничего не сделал, я просто продолжал то, что я делал в моей прежней жизни. И именно поэтому в детстве меня считали сумасшедшим, эксцентричным, — потому что я не давал никакого объяснения тому, почему я хотел что-либо сделать. Я просто говорил: «Я хочу сделать это. У меня есть причины того, почему я делаю это, но я не могу предоставить их вам, так как вы не сможете понять».
Мой отец говорил: «Я не могу понять, а ты можешь?»
Я сказал: «Да, это нечто такое, что принадлежит моему внутреннему переживанию. Это не имеет ничего общего с вашим возрастом, с тем, что вы мой отец. Вы, конечно, можете понять намного больше, чем я, но это нечто такое, что находится внутри меня — только я могу добраться туда, вы не можете».
И он просто говорил: «Ты невозможный».