Я не был в Индии четыре года. Сейчас журналисты скучают по мне. Странные люди — они все были против меня; когда я был там, они все были против меня. Они писали против меня, даже не беспокоясь, была ли это правда или ложь; девяносто процентов было абсолютной ложью. Они писали это, но это было новостями, распродаваемыми новостями. Сейчас они скучают по мне, так как новости, которые они создавали вокруг меня, они больше не могут создавать, а заменить меня некому.
Журналисты, политики — эти типы людей находятся в поиске какого-нибудь места, которое может стать опасным, каких-то людей, которые могут представлять опасность, какой-то ситуации, которая может стать проблемой. Затем они все будут стараться как можно быстрее сделать все это проблемой.
Решение не прошло; почти две недели дорога оставалась заблокированной. У обезьян не долгая память; они, должно быть, забыли и мало-помалу остыли. Вначале стали приходить истово верующие со сладостями для обезьяньего бога, а затем опять возобновилось дорожное движение…
Но вы не можете убивать. Вы не можете убивать собак; убийство недопустимо. Но эти религии убивали друг друга. Они не могут убить собаку, они не могут убить обезьяну, но они могут убить человека. Это очень странно. Я спрашивал индусов, мусульман: «Вы не можете убивать животных, но вы можете убивать людей без всякой проблемы, как будто у человека нет жизни». Нет, все дело в бизнесе. Человек может быть обращен в мусульманина — собака не может быть обращена. Собаки — вне досягаемости ваших проповедников и миссионеров.
Профессор Макван сказал мне: «Это мои отец и мать. Они сдохли бы как собаки, и муниципальный грузовик выкинул бы их из города вместе с мусором, который он перевозит каждый день, так как некому отвезти нищего на погребальный костер. Кто беспокоится о нищем? Нищие — не люди, не человеческие существа».
А затем он показал мне фотографию своей дочери и зятя. Я смотрел на три поколения: отец и мать, почти ниже человеческого состояния; Макван, который добился положения, а теперь и очень уважаемого, высоко оплачиваемого поста. Теперь приходят брамины и здороваются с ним за руку, совсем не зная, что он сын двух нищих, которые были шудры. Я знаю его дочь, одну из самых красивых женщин, какую я когда-либо видел; она замужем за американцем.
Глядя на три поколения… такая перемена. Нельзя установить связь дочери с бабушкой, а как можно установить связь между зятем и ее дедом? Кажется, что там нет моста. Зять — хорошо известный ученый, профессор — шесть месяцев он преподает в Индии, шесть месяцев — в Америке. Сама Сарож, дочь, — профессор. Они оба хорошо образованны; сын — директор. Будучи обращенными в христианство, они взяли совершенно другое направление. Я не мог возразить. Я сказал: «Твой отец и мать хорошо сделали».
Индуизм и иудаизм — установившиеся религии. Христиане, мусульмане, буддисты — не установлены. Они стараются обратить людей в свою веру, но что по сути происходит при таком обращении? Установленная религия опирается на свое прошлое, на тысячи лет; это значит, что миллионы людей шли этим путем; вы не одиноки. Но когда вы следуете Иисусу, вы только знаете, что у этого парня есть фантастические идеи. Кто знает, следуете ли вы глупцу или действительно сыну Божьему? Он может быть или тем, или этим; третьей альтернативы нет. Или он полнейший идиот…
Федор Достоевский написал книгу
Иисус нуждается в людях, обращенных в его веру. Он сам, может быть, чувствует сомнения в том, что он говорит, и в том, правда ли это или нет. На самом деле, почему он хотел, чтобы евреи приняли его, его мессианство? Почему он так настаивал на том, чтобы его распяли? Он, должно быть, извел их, замучил их своей идеей. Они, должно быть, настолько насытились этим, что решили: «Этот человек не оставит нас в покое — он должен быть распят, иначе он будет продолжать мучить нас».
И он становился все более и более фанатичным. Он стал называть великий храм евреев «Дом моего Отца», и «.. я пришел, чтобы очистить дом моего Отца». И он действительно хотел очистить его от всех священников и всех раввинов: зачем нужны все эти люди, когда там единственный рожденный Богом сын? Он стал нудным человеком. В какой-то момент он, должно быть, думал в тишине: «Возможно, я просто сумасшедший. Я не был способен убедить ни единого раввина».
В действительности, я никогда не старался обратить кого-нибудь в мою веру, но здесь есть несколько раввинов-санньясинов. Это странно! И не обыкновенных раввинов, а знаменитых раввинов. И я никоим образом не старался обратить кого-либо в мою веру, так как у меня нет никакого сомнения. Почему я должен беспокоиться о том, чтобы обратить кого-то? Я не должен убеждать себя в том, что я прав. Я прав!