— Но у вас была возможность познакомиться с ним ближе. Например, когда вы помогали ему делать деревянные карнизы?
— Вы знаете об этом? Действительно, помогал, однако эта работа не сблизила нас. Толик — он, как бы это сказать, не рукастый, многого не умеет делать и поэтому его присутствие меня раздражало. Я уже пожалел, что связался с этим делом.
— Тем не менее, вы с ним встречались, беседовали. Не может быть, чтобы у такого наблюдательного, мыслящего человека не было совсем никакого мнения о своем знакомом. — Алексей льстил, не стесняясь, понимая, что Бромберга, обладающего обостренным чувством собственного достоинства, можно только так вызвать на разговор. И не ошибся.
— Мнение, конечно, есть, — сказал Григорий. — Толик был парнем добрым, веселым, отзывчивым, но каким-то пластилиновым. Его можно было уговорить на что угодно, он не умел сопротивляться, отстаивать собственное мнение, уважать собственные желания. Как-то при мне Сережа уговаривал его отправиться в лес за грибами. Я видел, как Толику этого не хотелось, у него тогда болел ребенок. И все-таки он согласился и поехал, хотя и через силу. Мне тогда было жаль его.
— Скажите, а какие-нибудь цели у него в жизни были? Причем, в данном случае я имею в виду не столько моральные, что ли, идеалы, сколько меркантильные, понимаете?
— Понимаю. Какие у него были желания? Пустяковые, честно говоря. В них за версту угадывался эдакий современный Манилов с почтовой автобазы. Он мечтал, например, купить цветной телевизор, чтобы дети могли смотреть мультфильмы в цвете. Или еще ему хотелось приобрести машину, посадить летом в нее всю семью и поехать к морю. Однако я не помню случая, чтобы он что-то предпринял для их осуществления.
— Насколько я понимаю, в этом вы были с ним диаметрально противоположны, — Алексей обвел глазами комнату.
— Если хотите, да. — Бромберг тоже осмотрел свое жилище.
— Но ведь мастерская — не Эльдорадо, где вы просто нагибаетесь за деньгами. Как мне известно, не так уж и много зарабатывают мастера в подобных заведениях.
— Все зависит от того, как работать.
— Вы, что же, работаете без квитанций?
— Упаси бог, Алексей Вячеславович! Разве можно? Да и зачем?
— Значит, берете сверх квитанции?
— Беру. И не считаю это преступлением. В нашем постоянном стремлении все, что можно регламентировать и подвести под различные нормативы, мы почему-то забываем, что качество является составной частью цены любого товара. И это при том, что о качестве мы говорить не устаем уже много лет подряд. Так вот. В нашем прейскуранте обозначены все виды работ и цены на них, но не обозначено и не оценено качество исполнения. Я могу выполнить все точно по технологии, по нормам и получить за это определенную сумму. Но я могу сделать чуть лучше, больше постараться, проявить вкус, индивидуальность. Это не поддается нормированию, но за это люди платят. И не скупятся.
— Другими словами, вы занимаетесь вымогательством, используя свое служебное положение?
— Зачем же? Я получаю дополнительную оплату за высокое качество работы. В этом вы можете убедиться, опросив моих клиентов. Я говорю об этом в открытую потому, что мы беседуем без протокола. Да и не считаю свои деяния преступными. Приведу вам для наглядности такой пример. Приходит ко мне человек с деревянной подставкой для цветка. Кипарис, очень старой работы, примерно, конца восемнадцатого века, но, конечно, в совершенно запущенном состоянии. Лак ободрался, трещины, резьба забита и так далее. Я показываю ему прейскурант, рассказываю о технологии. По нашим правилам я должен эту штуку ошкурить, залить трещины какой-то химической дрянью и получить с клиента семь рублей с копейками. После такой реставрации он через год выбросит подставку на помойку и уже ни один мастер ее не восстановит. Есть и другой путь — реставрировать ее по всем правилам. Клиент, как разумный и понимающий человек, избирает именно последний. Правда, это обходится ему в сто сорок рублей. Я сижу с подставкой пять вечеров, вручную привожу ее, заметьте, в первоначальное состояние. Хотя, чтобы достичь этого, пришлось и литературку кое-какую почитать, и некоторые материалы раздобыть. Но зато я сохранил вещь и не просто вещь, а произведение искусства. Кто знает, скольких людей оно будет еще радовать? И вы считаете, что я поступил преступно?
— Я могу считать как угодно. Но закон ваши действия трактует однозначно. Даже статья есть в уголовном кодексе, под которую вы подпадаете.
— Сто пятьдесят восьмая, часть вторая? На вашем месте я бы не утверждал так категорично. Прежде всего я не материально ответственное лицо, а если даже и подпаду, то меня оштрафуют, например, на сто рублей! При моей частной практике я верну их за два вечера или раньше. Эта статья, мне кажется, не эффективна. Вы оштрафуете кассира на вокзале или администратора в гостинице, а они, так же, как я, возместят эту потерю в минимальный срок.
— И сколько же вам дает в месяц такой высококачественный уголовно наказуемый труд?
— Немало, честно говоря.
— А как Березин и Поляков относились к вашему ремеслу и образу жизни?