Библиотечка журнала «Советская милиция» 2(26), 1984

— Да все потому же, жадность обуяла, желание красиво жить. План у Толика, как мне казалось, был безупречен. В случае успеха, мы получили бы тысяч по десять. Заманчиво. В общем, все обсудили и решили сразу после Нового года это дело провернуть. Назначили день, Березин поехал по тринадцатому маршруту, я отпросился у начальника и ушел с базы. Встретил машину Толика на улице Ворошилова, остановил ее и сказал, что с другим фургоном произошла авария, нужно помочь. Сели, поехали, добрались до площадки ДОСААФ. Людей в это время там действительно не бывает. Остановились. — Поляков замолчал, перевел дыхание. — Тут-то все и началось. Ни о каком убийстве мы, конечно, не замышляли. Березин должен был обухом топорика оглушить Зуеву и только. Потом я должен был связать ее и Березина и положить в фургон. А Толик вытащил топорик, ударил им Свету по голове, но не рассчитал силу удара… Когда я оценил случившееся, закричал на Березина: «Что ты наделал!» Он выскочил из кабины и сказал, чтобы я заткнулся. Он был какой-то неестественно оживленный. Суетился, стаскивал Свету с сиденья на пол. Потом сказал, чтобы я его связал и положил в фургон, а сам взял у Светы пистолет. Мы открыли дверь и полезли вовнутрь. Толик набрал бандеролей и разложил их у входа. Я наблюдал за его действиями, ничего не соображая. В голове стоял какой-то туман. Березин велел мне связать его. Но руки меня не слушались. Тогда он сам обмотался веревкой, а меня попросил завязать ее. Я с трудом затянул узел. Когда Толик улегся на бандероли, он вдруг неестественно как-то засмеялся и стал рассказывать с жуткими подробностями, как он расправился со Светой. Я крикнул, чтобы он замолчал. Толик не обратил на это внимания. Меня всего било. Я увидел рядом с Березиным пистолет. Не знаю, как он оказался у меня в руке, и я выстрелил в Толика. Выбрался из фургона, сел в кабину, включил мотор и поехал, не знаю куда. Рядом, на полу кабины, лежала Света. Несколько раз я проехал по городу, потом очнулся, доехал до Староканавской, бросил там машину и пошел домой. Вот и все. Остальное вы знаете. — Поляков замолчал, уронив голову на руки.

— Где деньги и пистолет? — резко спросил Алексей.

— Не знаю. Когда выбирался из фургона, они лежали рядом с Березиным. Больше я туда не заглядывал, страшно было.

— Когда была сделана надпись на руке Березина и зачем?

— Надпись? «Не помню… Узнал о ней только из заключения экспертизы. Я вообще плохо помню, как все случилось. То есть, деталей не могу вспомнить, как вы просили. Может, тогда же и написал. А вот зачем, не могу сказать. Даже объяснить не могу. Уж больно надпись-то идиотская, действительно.

— Значит, деньги и пистолет вы с собой не забрали?

— Нет.

— А если подумать? Постарайтесь вспомнить, где они спрятаны.

— Нет не брал и не прятал. Я все сказал, Алексей Вячеславович. Чего же скрывать? И так уж дальше некуда, он ведь моим самым близким другом был, Толик-то.

— Ладно, на сегодня хватит. Распишитесь вот здесь. Отдыхайте пока. Если что вспомните, попроситесь сразу ко мне.

ЮРИЙ Александрович Малов внимательно читал протокол допроса Полякова, иногда возвращаясь к уже прочитанным страницам, что-то помечал для себя на листочке бумаги. Был вечер. Свет настольной лампы освещал небольшую часть стола, оставляя весь кабинет в мягком уютном полумраке. Алексей сидел рядом и наблюдал за реакцией Малова на прочитанное. Однако по лицу начальника трудно было узнать, как он относится к показаниям Сергея. Наконец Малов перевернул последнюю страницу и закрыл папку.

— Лихие, видать, ребятишки-то были, Березин с Поляковым, — сказал он. — Ишь, как все придумали! Один рейс — и сразу в богачах! Шустрые молодые люди, ничего не скажешь. Я тебя поздравляю, Алеша. Честно сказать, большое и серьезное дело ты распутал. Да другого я от тебя и не ожидал…

— Так-то оно так, — согласился Садовников, — только не все ясно мне пока в этом деле. Во-первых, Поляков все свалил на Березина, во всяком случае, что мог свалить. И во-вторых, нет ни денег, ни пистолета. Они где-то «гуляют».

— С первым вопросом, я думаю, Веретенников сам разберется и выяснит истинные роли обоих молодцов. А вот второй — сложнее. Не допускаешь мысли, что Поляков в состоянии аффекта мог уйти и не взять ни того, ни другого?

ДВА ДНЯ Веретенников работал с Поляковым. Два долгих дня вели они бесконечные беседы. Вернее, говорил больше Веретенников, а Поляков молчал или вставлял два-три слова. После того, как он дал показания Садовникову, он снова замкнулся. На все вопросы о деньгах и пистолете либо отмалчивался, либо ограничивался короткой фразой в том смысле, что, дескать, об этом он уже говорил и добавить ему нечего. Веретенников был опытным следователем и упорным человеком. Но добиться от Полякова новых фактов не удавалось. Как только вопросы касались денег и оружия, тот замолкал и уходил в себя.

На третий день с результатами допросов Веретенников зашел к Малову. Юрий Александрович тут же вызвал Садовникова.

— Не густо, — заметил Малов после рассказа Веретенникова.