Библиотечный шпион

Поскольку Элейн не только умело управлялась с мимеографом, но и обладала еще более ценным навыком его починки, она больше не вернулась к шифровальной работе с Николь, Дениз и Жозеттой, но, по мере того как дни превратились в недели, а потом и в месяц, остро ощущала отсутствие привычного общения. Иногда они пересекались, когда разносили письма и посылки, но такие встречи случались прискорбно редко. И за все это время от Этьена не поступало вестей о Жозефе.

* * *

Элейн так и жила у Манон, но та, всегда вежливая, никогда не проявляла желания познакомиться с Элейн поближе. Окутанная коконом одиночества, она скользила по дому, словно привидение, в неизменных свободных черных платьях, которые только подчеркивали хрупкость ее фигуры. И так же неизменно готовила для Элейн ужин, пусть и скромный, но каждый вечер чинно ждавший ее на белой тарелке, разрисованной фиалками и нежными желтыми, как солнечный свет, розами.

Сборка печатного станка неуклонно продвигалась – его скелет обрастал металлической плотью и мощью, способной потягаться с нацистской пропагандой.

На складе стоял еще один печатный станок, «Минерва», работавший не от электричества, а от ножного привода. Он издавал много шума, особенно когда печатная плата опускалась на бумагу, и требовал от оператора большой сноровки, потому что одновременно нужно было качать привод, вынимать готовый оттиск и класть на его место чистый лист.

На «Минерве» работал Марсель – когда не складывал мозаику из тысяч деталей автоматического станка. Но наконец настал день, когда пятитонное чудовище обрело завершенную форму и присоединило свое пыхтение, шипение и грохот к громыханию «Минервы». Неудивительно, что для типографии выбрали склад на окраине Лиона, да еще упрятанный в глубине массивного здания.

Оркестр печатных машин звучал безостановочно весь день, превращаясь в привычный шум на заднем фоне, и когда он вдруг временами стихал, тишина казалась оглушительной.

Элейн и трое ее коллег со временем выработали принципы их общей монотонной работы: Жан отпечатывал текст на металлических шпонах, которым потом следовало остыть, прежде чем их брали в руки и помещали на платы. Марсель поначалу не отходил от автоматического станка, критическим взглядом изучая каждый оттиск, прежде чем одобрительно кивнуть и вернуть лист на место. Но больше всего Элейн нравилось наблюдать за работой Антуана, который острым резцом выводил на тонких цинковых листах текст и изображения с мастерством настоящего художника.

– Мы должны сделать спецвыпуск, – заявил Антуан как-то утром, едва Элейн вошла в типографию.

– Ни в коем случае, – возразил Марсель, не отводя взгляда от станка и давая понять, что не намерен вдаваться в споры.

Антуан оттянул бабочку от шеи, словно ему не хватало воздуха.

– Но мы должны сообщить, что Макс – Жан Мулен – мертв.

Элейн знала эту подпольную кличку – не по личному знакомству, не того полета она была птица, чтобы общаться с руководителем уровня Мулена, – но это имя часто всплывало в разговорах и шифровках. Прославленный генерал де Голль руководил французским Сопротивлением из Лондона, поручив Мулену, своей правой руке в Лионе, объединить разрозненные ячейки.

Чем отзовется его гибель для Сопротивления? Для их общего будущего?

– Взгляни на нее, – с суровым выражением на лице кивнул Марсель в сторону Элейн. – Если Франция узнает, что Макс погиб, это будет как удар молнии и для всех остальных, и мы потеряем поддержку народа, а не обретем еще большую.

Элейн моментально спрятала все эмоции на лице. Что ж, она запомнит этот урок и больше не допустит подобного даже в присутствии друзей.

– Это важное известие, – скорбно продолжал Марсель, – но наша задача – привлекать новобранцев, а не отпугивать их сообщениями о том, что хауптштурмфюрер Барби запытал до смерти самого доверенного человека генерала де Голля. – Переключив внимание на Элейн, он заговорил более мягким тоном: – Макс не в одиночку руководил подпольной сетью в Лионе, мы не опустим руки.

– Говорят, он так и не раскололся, несмотря на пытки, – негромко, с благоговейным почтением, заметил Жан.

– И все же не стоит публиковать подобное, – решительно поставил точку в разговоре Марсель и вышел, унося в руках свежеотпечатанный выпуск.

– Пытки? – онемевшими губами переспросила Элейн.

Жан кивнул и произнес, словно размышляя вслух:

– Он обладал настоящим мужеством и стойкостью, раз не заговорил.

Как не заговорил и Жозеф.

А сможет ли сама Элейн выдержать подобное испытание? Но как она ни старалась представить, сложно оценить свои действия, не имея хоть какого-то опыта.

– Никто из нас не может предугадать свое поведение, – произнес Жан, словно его одолевали те же мрачные мысли, что и Элейн. – Полагаю, мы все рассчитываем оказаться столь же отважными, но молимся, чтобы не пришлось этого узнать.

Он сунул руки в карманы и, согнувшись, словно шел против яростного ветра, вернулся в подсобку, где они оформляли поддельные документы.