Костюм, белую рубашку, которая стоила чуть меньше самого костюма, туфли лауфер, без шнурков, а, главное, галстук, по своей стоимости превышающий и костюм, и сорочку, и туфли, подобрали Воронову в дорогом бутике Гранады. Запонки и заколку для галстука из серебра 925 пробы выбрали в лучшем ювелирном магазине. Подстригли профессора и уложили его седую шевелюру в салоне красоты на сумму, равную той, которую они заплатили с женой за весь тур «Классическая Испания». И все это чудесное преображение затрапезного вороновского облика свершалось под непосредственным наблюдением увечного Грузинчика, который сам заказал себе что-то вроде длинного черного сюртука с глухим стоячим воротником под самый подбородок, как у голливудской звезды Стивена Сигала: ни дать ни взять китайский пират в отставке, если прибавить к этому странному одеянию перевязь из тончайшего черного шелка. Впрочем, такой боевой вид ассистента облагораживал и облик самого профессора, придавая этой парочке налет загадочности. Сухопарый воинственный вид писателя-борзописца будоражил воображение. Переводчик-телохранитель, получивший тяжелое увечье в битве за честь и достоинство своего патрона, и должен был задавать вопросы старой герцогине от лица импозантного московского профессора, больше напоминающего сейчас банкира-олигарха, бесстыдно разбогатевшего на народном горе.
За весь этот блеск и роскошь, которые, как предполагалось, и следовало пустить пыль в глаза старой герцогине, расплачивался, разумеется, Грузинчик, причем расплачивался по кредитке, выданной ему самим Безрученко.
Чтобы подкатить с шиком к нужному дому, специально из Мадрида заказали Роллс-ройс, классическую модель «Silver shadow» с водителем в светло-серой паре из тончайшей шерсти и фирменной фуражкой на голове с черным роговым козырьком и немыслимым гербом на околыше, вышитом серебряными нитками. На руках водителя-аристократа красовались лайковые перчатки под цвет ливреи. Манжеты белоснежной сорочки, которые чуть-чуть выглядывали из-под рукавов безупречно подобранной ливреи, украшали запонки, в которых буквально застревал солнечный свет, застревал и слепил каждого, кто бросал на них даже беглый взгляд. Вот такой денди-шофер и собирался везти к герцогине двух московских интеллигентов, этих профанов в мире роскоши и снобизма. На ногах у шофера оказались черные гетры из шевро, а брюки оказались не брюками, а очень стильными галифе. Взглянув на себя, а потом на своего возничего, приятели поняли, что, судя по внешнему виду, герцогиня скорее предпочла бы разговор с шофером, а не с ними: уж больно органичен он был в мире высокого и безупречного вкуса. На этом фоне москвичи очень здорово напоминали советских командировочных.
Шофер и сам почувствовал это легкое смущение своих клиентов и с легким презрением взглянул на своих седоков, но указания при этом выполнял безупречно: лакейская должность — что возьмешь. Водила-франт явно привык иметь дело с публикой другого калибра.
— Не тушуйтесь вы так, господин профессор. Я беру все на себя. Держитесь естественнее. Говорите что угодно. Хоть прочтите лекцию о значении русской литературы для китайской истории. Я все равно буду переводить по-своему.
— Поверьте, Гога. Для меня это так необычно. Я ведь вахлак по природе, вахлак и есть. На Роллс-ройсе мне никогда и ездить-то не приходилось. У меня только маленькая модель в масштабе 1:43 в коллекции имелась, а тут на тебе — настоящий автомобиль, автомобиль мечты. И шофер, что твой герцог, и везет к самой герцогине. Сами понимаете, я так высоко никогда не взлетал. Нет, вру. В Англии, когда в 89-м первый раз попал туда, то нас познакомили с одной аристократкой, старушкой лет 80-ти. Она приходилась дальней родственницей самой королеве. Но то совсем другое дело было.
— Что значит другое?
— Аристократка оказалась на удивление дамой демократичной. Мое смущение в один миг исчезло. Она достала какие-то игрушки и села прямо на ковер играть с моим шестилетним сыном.
— Забавно. Но, наверное, это и есть проявление истинного аристократизма. Снобизм — удел выскочек. Может, и наша герцогиня разложит все свои игрушки на ковре и примется играть с нами. Ведь мы для нее, что дети малые. Девяносто лет все-таки.
— Все шутите, господин хороший.
— А что мне делать, если вы в мой страх так и не поверили?
Когда проезжали по узким улочкам с глухими каменными оградами выше человеческого роста, с тяжелыми дубовыми воротами, сохранившимися, наверное, со времен средневековья, то Воронов неожиданно почувствовал очень сильное волнение.
Это был старый мавританский квартал Альбайсин. Воронов знал, что в XIII в. здесь, вместо карменес, мавританских вилл с садами, отгороженных от мира высокими стенами, здесь была непреступная церковь. Были времена, когда в районе насчитывалось свыше 30 мечетей. Сейчас многие католические церкви оказались на их месте.
По дороге Воронов отметил, что в названиях многих извилистых улочек Альбайсина часто встречалось слово «куэста», что означало «склон». Квартал Альбайсина находился напротив знаменитой Альгамбры.