Мы пролезаем под воротами и мчимся по улице к домику у моста. Так быстро бежим, что Рушан и не заметил нас. Правда, если бы он и заметил, вряд ли стал бы кидаться камнями. С тех пор как он бросил на плот башмак Оксаны, его злость прошла. Однажды после того случая мы взяли Рушана в плен, скрутили ему руки и завязали глаза косынкой Фагимы. Вот тогда мы заставили его дать клятву в том, что он станет хорошим человеком. Марат хотел его побить, но потом передумал. «Прощаю тебе на радостях, что кончилась война», — сказал он. И мы освободили Рушана из плена. Вот после этого Рушан и стал хорошим.
Домик у моста, где живет дедушка Бакир, я знаю. Там в саду, за решетчатым забором, есть маленькие красненькие яблочки, только они еще неспелые; это я хорошо знаю — видел, когда ходили на почту.
Я и Оксана добежали до дома дедушки Бакира и остановились. Калитка была открыта, но мы не решились войти. Я осторожно заглянул во двор.
— Кто там не помещается в калитке? — громко спросил кто-то со двора. — Может, открыть большие ворота?
Я испугался и хотел убежать, но услышал тот же голос, только теперь он показался мне ласковее:
— Входите, дети дорогие! Раз человек пришел в гости, он не должен стоять за воротами.
Мы с Оксаной входим во двор. На крыльце стоит дядя красноармеец; он чистит щеткой сапоги, и на его груди звенят медали.
Дядя смотрит на нас и улыбается.
— Это он, — шепчу я Оксане на ухо.
Дядя красноармеец перестает чистить сапоги.
— У вас есть какое-нибудь дело, дорогие мои? — спрашивает он.
— Дел никаких нет, — растерявшись, отвечаю я.
Оксана дергает меня за рукав.
— Ямиль забыл, дядя, у нас есть к вам дело. — Оксана смело шагает вперед. — Не видали ли вы нашего папу? Когда он вернется?
— А кто же такой ваш папа?
— Он кавалерист. У него три медали.
— Тогда знаю! — весело говорит дядя. Он смеется, и сразу видно — он радуется тому, что наша армия уже победила фашистов и люди возвращаются по домам. — Я только не мог повидать вашего папу перед отъездом. Но скоро и он приедет, очень скоро.
В эту минуту мне показалось, что папа уже приехал и вот сейчас вошел в дом. А что, если на самом деле так!
— Мы уже уходим домой, дядя, — говорю я и беру сестру за руку.
— Постойте, постойте! — Дядя красноармеец останавливает нас и кричит в открытое окно: — Мама, тут у нас гости, вынеси-ка им гостинцев!
Из дома выходит бабушка в нарядном платье и выносит нам по два больших ореха и по конфете. Мы говорим «спасибо». А дядя красноармеец все расспрашивает нас:
— Вы близнецы? Оба одинакового роста.
— Нет, не близнецы, — отвечаю я. — Нас просто двое. Это моя младшая сестренка.
И мы быстро убегаем.
— Я видела много таких красноармейцев, — говорит Оксана.
— Где?
— На войне, очень далеко отсюда.
Опять Оксана говорит такие непонятные слова!
Разве дети ходят там, где война?.. Но я не расспрашиваю. Ведь Оксана может обидеться.
Мы приходим домой — мамы нет, она ушла на работу. Дверь не заперта на замок, а заложена щепкой. И папа все еще не вернулся.
Каждый день кто-либо возвращается с фронта. Приехал папа Марата и Фагимы, приехал старший сын дедушки Бадамши и другие люди с соседней улицы. Мы с Оксаной заходим ко всем, кто возвращается, и расспрашиваем о папе. Но никто ничего не может сказать. Одни видели папу давно, другие слышали о нем, третьи читали о нем в газетах.
Мы весь день смотрим на дорогу, которая ведет от станции. Как увидим кого-нибудь — бежим навстречу. Но папы все нет и нет.
Когда мы еще только начали ждать папу, гусята были совсем маленькие, теперь они выросли и стали большие. Самый красивый гусенок — это тот, которому я про себя дал имя «Оксана». Хотя старый гусак и дерется, этих гусят мы все равно любим и потихоньку кормим.
Мы каждый день поливаем наши яблоньки и говорим: «Пусть подрастут до приезда папы!» На яблоньках теперь много листьев, хотя они и не цвели. А мак в нашем саду уже осыпался… Вот сколько времени прошло… Только наши башмаки все такие же — мы их бережем до приезда папы.
Каждый вечер, перед сном, мы смотрим на папин портрет. Оксана говорит ему:
— Приезжай же скорей, папа, приезжай!
— Наверно, папа очень далеко гнал врагов, потому не может так скоро вернуться. Да? Правда, Оксана?
Сестра отвечает:
— Да! — и засыпает.
«Пусть скорее наступает утро и возвращается папа!» — думаю я каждый вечер.
Мама вздыхает, глядя на нас с Оксаной.
Во сне и наяву
Наяву портреты не разговаривают. А во сне они и разговаривают и смеются. Я сплю и вижу сон. Будто папин портрет, который висит над кроватью, двинулся и приблизился ко мне. Вот он сделал шаг, вот он взмахнул рукой. Опущенные усы шевелятся, звенят на груди медали. Папа улыбается, и глаза его блестят. Совсем как живой, кажется даже, что он разговаривает. Я хочу раскрыть глаза, крикнуть, но лежу как скованный. Вот ведь какой сон!
Наконец мне удается открыть глаза. Солнце ярко светит в окна. А портретов будто уже два: один ушел на свое место, а другой вдруг наклоняется, схватывает меня и прижимает к себе. Я сразу просыпаюсь. К кровати подбегает мама, что-то быстро и весело говорит, но я не слышу ее.