Библиотека плавательного бассейна

Стейнз развернул рулон белой бумаги, висевший на потолке, и усадил нас в ряд перед кинопроектором на высокой подставке. Когда он погасил свет и заговорил, мне живо вспомнились те начальные сцены детективных фильмов, в которых агента инструктируют и показывают ему главных подозреваемых на кинокадрах, снятых, как правило, с заднего сиденья движущейся машины.

— Я хочу показать вам короткую ленту, которая, полагаю, у всех вас вызовет интерес. Это часть массы любительских фильмов, только что купленных мною на аукционе «Кристиз». Почти все они безумно скучны и просто недостойны упоминания — сплошь бесстыжие юные гомики, от нечего делать валяющие дурака. Я просто предполагал, что это довольно забавно, и надеялся почерпнуть кое-какие идеи для своих будущих… э-э… снимков в стиле двадцатых и тридцатых годов. А потом в этой куче хлама обнаружился один фрагмент — весьма необычный…

В светлом квадрате, на который мы смотрели, замелькали черные, серые и белые пятна. Первое, что мы смогли различить — это озеро с крутыми лесистыми берегами, запечатленное неподвижной камерой всего на нескольких сантиметрах пленки. Освещение в кадре было на редкость тусклым, к тому же экран испещряли сотни коротких линий. И все-таки в этом круглом, черном с виду водоеме чувствовалось нечто таинственное. Судя по полузабытым учебникам, это был потухший вулкан.

— Ага! — воскликнул Чарльз очень самодовольным тоном.

Ракурс съемки резко изменился, и в кадр — вероятно, случайно — попал капот явно допотопного автомобиля.

— Вы знаете, что это за место, Чарльз, — сказал Стейнз, стоявший сзади, за урчащим проектором.

— О да — озеро Неми[225]. Несомненно.

Потом камера чересчур надолго задержалась на жестяном дорожном указателе с надписью «Genzano — Citta Infiorita»[226].

— Думаю, теперь мы все знаем, что это за место, — весьма кстати добавил Стейнз.

На экране возник старый хромой крестьянин в шляпе и с длинной палкой, достававшей ему до макушки.

Следующие эпизоды были, видимо, сняты на круто поднимающихся в гору улицах Дженцано. Снова появился тот же автомобиль: теперь он стоял у входа в кафе — вероятно, самое фешенебельное заведение в городе. Местные жители — одни замечали камеру, другие по крайней мере не подавали виду, что замечают, — чинно прохаживались по тротуару, улыбаясь или хмурясь в объектив. Несколько человек вставали из-за столиков, стоявших под тентом на улице, из кафе торопливо выходили парочки, а новые посетители, приподнимая шляпы, исчезали в черном провале двери. Потом вид наполовину загородил какой-то мужчина, вставший спиной к камере. Он слегка повернул голову и после минутного колебания медленно отошел влево, очевидно, отреагировав на недовольство оператора. Вскоре он появился вновь, во весь рост, на сей раз в некотором отдалении, и, остановившись возле машины, принялся по-чаплински суетливо двигаться: то и дело скрещивать руки на груди, ставить ногу на подножку, по-женски нелепо вытягивать шею и вертеть головой.

Это явно был не Чарльз, хотя я знал, что порой даже здравомыслящий человек начинает паясничать перед камерой. Мужчина был выше ростом, но худее. Кроме того, он был чистой воды гомиком. Он носил элегантный, не английского покроя, легкий костюм с бабочкой и широкополую соломенную шляпу, которая придавала ему вид беспечного любителя невинных наслаждений и в то же время скрывала лицо. Потом, придя в смущение, он быстро направился к камере и на пару секунд вырос прямо перед объективом: широкие скулы, длинный нос с горбинкой, смешной маленький рот.

Джеймс схватил меня за руку.

— Это Рональд Фербанк, — сказал он.

— Я думаю, в этом не может быть никаких сомнений, а вы? — сказал Стейнз.

— Безусловно, это он, — высказался Чарльз.

— Если не ошибаюсь, — сказал Джеймс, — это снимали незадолго до его смерти.

В это время человек на экране рассмеялся, и вдруг всё пошло насмарку: он скорчился от приступа кашля и замахал рукой, требуя прекратить съемку; у него были длинные пальцы.