Библиотека. Повести

Выход в свет диптиха ничего, кроме головной боли, Пашке не принёс. Конечно, было приятно ощущать на себе внимание и читать положительные комментарии к его части сборника, но, помимо хвалебных отзывов, ему приходилось знакомиться и с абсолютным неприятием его точки зрения. Часть читателей, не затрудняя себя попытками вникнуть в суть, просто поливала его и отца грязью, как будто мнение его сестры равносильно приговору верховного, чуть ли не божьего суда. Это хотя, с одной стороны, и смешило своей глупостью, с другой, не могло не раздражать. Впрочем, комментарии он вскоре перестал читать: вне зависимости от их направленности они повторяют сами себя. Только иногда Нинка, не пропускавшая ни одной строчки, написанной в его адрес, и реагировавшая куда более эмоционально Павла, заставляла его читать наиболее вопиющие перлы.

Самая смешная ситуация, по мнению Пашки, возникла, когда ему вместе с Ленкой пришлось присутствовать на презентации диптиха. Он вначале даже не поверил, что издатели решатся на такое, потому что было бы по меньшей мере странным увидеть авторов, сидящих за одним столом, поскольку, по версии одной части читателей мужчина был насильником, а женщина жертвой развратных действий, а, по мнению других, баба была клеветницей, а мужик жертвой оговора. Правда, рассадили их с Ленкой по разным столам в противоположных углах. Но идея себя оправдала. Пришло много народа, и дело чуть не дошло до драки. А в итоге к обоим авторам выстроились две очереди читателей, желающих получить кто от брата, а кто от сестры автограф на книге. Впрочем, были и те, кто выстаивал две очереди и то ли всерьёз, то ли ради хохмы обзаводился обоими вариантами авторских подписей. Хотя от Пашки в принципе было проку, как от козла молока. Если Ленка что-то импровизировала и подписывала книгу в зависимости от настроения и личности обратившегося, то Павел отделывался от всех стандартным «С уважением от автора».

Положительным моментом было то, что приблизительно через полгода Павел почувствовал, что написанная с натугой книга принесла ему если не славу, то приличные деньги. На них можно было какое-то время жить, не горбатясь ради заработка. Впрочем, Пашка бездельничать не любил и только чисто теоретически во время приступов хандры подумывал о том, чтобы отвалить куда-нибудь на год-два с Нинкой или, если госпожа Богуславская не согласится сделать перерыв в карьере, с какой-либо другой, более покладистой бабой. Хотя было бы предпочтительнее всё-таки поехать с Нинкой.

* * *

Пашка блаженствовал. Нинка уехала куда-то в русскую глухомань на съёмки очередного псевдоисторического сериала о лапотной России. Павел какое-то время мог свободно отдохнуть и расслабиться. Нинка, конечно, отличная баба, но всё хорошо в меру, а в связи с Пашкиной книжкой у неё, похоже, что-то переклинило в голове, и она начала его убеждать, что он и в самом деле писатель и вовсе не должен почивать на лаврах, а писать и писать дальше. А на хрена ему, специалисту по компьютерам, чувствующему себя вполне уютно в мире информатики, ещё и эта обуза. Да, у него действительно оказался хороший слог, но разве этого достаточно? Писателю есть что сказать. А одних воспоминаний для этого мало. Он когда-то прочитал, что практически любой грамотный человек способен написать за свою жизнь вполне приличную книгу, но это не делает его писателем. И с этим Пашка был совершенно согласен.

…Кто-то позвонил в дверь. Павел раздумывал, открывать или нет. Он никого не ждал, случайные гости его абсолютно не интересовали. Сидеть одному и пить джин с тоником было в сто раз лучше. Но кто-то был упрям и продолжал трезвонить. Пашка с любопытством выжидал, когда же у этого доставалы кончится терпение. Ведь, по логике, он давно уже должен понять, что дома или никого нет, или его визит не к месту. В конце концов, Павел мог быть в ванной, спать или заниматься сексом. Наконец, дверь оставили в покое, и Пашка удовлетворённо хмыкнул. В этот момент затренькал мобильник. Павел, отхлебнув хороший глоток джина, соблаговолил ответить.

— Тебе что, лень поднять задницу и открыть дверь? — услышал он раздражённый голос сестры.

Пашка матюгнулся и, как на казнь, пошёл впускать Ленку. Надежды на хороший спокойный вечер в обществе Бахуса развеялись, как дым. Всё-таки не попробовать отстоять своё гражданское право на законный отдых Павел не мог и, открыв дверь, загородил сестре вход.

— Чего тебе надо, клеветница?

Ленка, не отвечая, молча отодвинула его в сторону и прошла внутрь.

— Ага, — удовлетворённо констатировала она, увидев бутылку, — братишка, как и ожидалось, в своём репертуаре. А где же твоя сожительница-кинозвезда? Куда она смотрит?

Пашка рассердился.

— Тебе-то какое дело? Ты вообще, что, белены объелась? С чего вдруг пришла ко мне изображать мамочку?

Ленка рассмеялась.

— Дурачок, успокойся. Как бы плохо ты ко мне не относился, а всё-таки я практически твоя единственная родня. И каким бы балбесом и пьяницей я тебя не считала, всё же я — твоя сестра. А цирроз печени — неприятная штука.