Библиотека. Повести

— Паша! — наконец, осторожно начала она. — А ты попробуй на секунду представить, что написать опровержение тебе захотелось самому, а не по совету сестры. Ведь это на самом деле разумное решение. Подавать на Елену в суд ты наверняка не станешь. Я даже не уверена, что по закону ты можешь подавать иск от имени покойного отца. Тебе же главное — отмыть от грязи его имя. Значит, единственный реальный способ — побить соперника его же оружием. И тогда твоя совесть будет чиста. Ты сделаешь то, что мог и посчитал правильным. А как рассудят люди, уже не в твоей власти. Так зачем терзать себя мыслью, что эта идея пришла к тебе в голову не сама, а с подачи этой твоей Меламед?

Пашка не мог отделаться от ощущения, что оказался в ловушке. И Ленка, а теперь Нинка формально были совершенно правы. Но почему же от этого у него становилось так противно на душе?

— Как ты не хочешь понять, Нинок. Мне предлагают написать книгу для издателя, который перед этим постарался ославить моего отца, — сердито сказал он. — И как, ты думаешь, я буду себя чувствовать, когда понесу ему рукопись, если мне при этом хочется задушить его собственными руками?

Нинка села Пашке на колени и, обняв за шею, мягко проговорила:

— Смотри, у тебя на столе стоит компьютер. И, в принципе, любой человек, хороший или плохой, посетивший твой дом, может на нём что-нибудь напечатать. Ты разве будешь сердиться на компьютер, если на нём что-то напечатает плохой человек? Издатель — посредник. Он сам текст не придумывает. А твоё опровержение, когда ты его напишешь, может, наоборот, стать для него своего рода искуплением греха — выпуска книги твоей сестры.

С такой стороны Пашка над этим не задумывался.

— И потом подумай, — добавила Нинка, — разве у тебя есть другое издательство, готовое тебя напечатать? Ты ведь не Акунин и не Лукьяненко. Очереди книжных редакторов у твоей двери не наблюдается.

Пашка усмехнулся.

— Это уж точно. Но ты говоришь так, будто книга готова, осталось только взять и кому-нибудь отнести. А я ведь не писатель. И как подступиться к книге, не знаю.

Нинка обняла его крепче и поцеловала.

— Конечно, ты не писатель. Ты — орангутанг. Но очень милый и умный. И ты бросишь капризничать и сядешь за компьютер. А если попробуешь и не получится, тогда и будешь ныть, что не умеешь. Твоя сестра тоже литинститут не заканчивала, а ничего, сподобилась.

Как ни удивительно, работа Пашку увлекла. Вначале он боялся, что втянется в обличение каждого факта лжи, и вместо книги получится подобие иска о клевете, но, рассудив, что нет смысла вступать в полемику с Ленкой, решил просто написать историю про папу и маму. Про то, как отец встретил свою Настеньку и полюбил её. Про то, как хранил ей верность. Про то, как ради заработка хватался за все роли, даже самые дурацкие, только чтобы дома был достаток, и Настенька ни в чём не нуждалась. И не потому, что она были избалована и требовала от него деньги, чтобы удовлетворить свои капризы, а потому, что для него она была королевой, и иного образа жизни, кроме как королевского, он для неё не видел. Про то, как работал ещё больше, когда она была беременна, а потом родила его, Пашку, чтобы у них было самое лучшее питание, а к новорождённому сынишке приходила няня и давала Настеньке несколько часов отдыха. Если они ехали в санаторий, то только в самый лучший, и сумма, которую приходилось платить «сверху», не заставляла озадаченно чесать в затылке. А ещё Пашка написал, как после сильного послеродового кровотечения, чуть не унёсшего Настеньку в могилу, она долго боялась заводить второго ребёнка, хотя и сама, и Григорий ужасно хотели ещё одного, неважно кого, но лучше девочку, чтобы была похожа на маму. И прошло целых девять лет, когда Настя решила рискнуть, и родилась любимая всеми Леночка, куколка и умница. А ещё Пашка рассказал, как ему было обидно, что родители, отдав всё внимание дочке, не замечая это, его забросили и предоставили самому себе. Но он в итоге только выиграл, потому что приучился к независимости и самостоятельности. А ещё Пашка с юмором описал чуть ли не панический страх родителей, что с Леночкой что-нибудь случится, и бесящий повзрослевшую Леночку контроль за тем, куда и с кем она идёт и когда возвращается. Со смехом Павел поведал о нешуточной, чуть было не проигранной им борьбе, которую ему пришлось вести с родителями, когда они пытались навесить на него обязанность встречать их красотулю из школы, хотя за ней и так вполне надёжно приглядывали её ухажёры. И вышла у Пашки книжка чуточку сентиментальной, одновременно и весёлой, и грустной, а в целом хорошей. И любому читателю становилось ясно, что в доме Залесских о каком-либо разврате и речи быть не могло. Павел только в нескольких словах в конце сочинения написал, что его история в корне отличается от той, которая была написана сестрой, и он оставляет за читателем право решать, на чьей стороне правда.

* * *