Библиотека в Париже

– Если ты не поняла этого, прочитай другое. – Мэри Луиза показала на письма в шкатулке.

– Тут нечего понимать. Это просто хлам. Старый хлам.

Я попыталась порвать все эти письма, но Мэри Луиза вырвала их у меня и сложила точно так, как они лежали прежде.

– Я хочу домой, – пробормотала я.

– Пожалуй, ты права. Нам лучше уйти.

– Да, пожалуй, – сказала Одиль.

Одиль…

Мы развернулись к ней. Ее брови поднялись, изогнувшись, как вопросительные знаки. Что мы делали в ее комнате? Что это за обрывки на полу?

Она была рада видеть меня. Я это видела по уголкам ее губ, по нежному взгляду.

Мы с Мэри Луизой привыкли к тому, что вечно попадаем в неприятности, хотя нас никогда еще не ловили за руку. И мне отчасти хотелось извиниться перед Одиль за то, что мы вторглись в ее личное пространство. Но еще больше мне хотелось, чтобы это она извинилась за мерзкое письмо, за то, что учила меня разным ужасным французским словам и что заставила думать, будто она была в Сопротивлении, хотя была просто лгуньей.

– Это вы поснимали с полок мои книги? – Голос Одиль звучал безмятежно.

Уронив письма, Мэри Луиза проскочила мимо меня и сбежала. Но если Одиль и научила меня чему-то, так это не сдавать позиций. Я посмотрела ей прямо в глаза. Прямо в ее мягкие карие глаза.

– Кто вы такая?

Глава 34. Одиль

Париж, 19 июля 1943 года

Битси не потрудилась поздороваться. Забрызганная грязью, она ворвалась в мою спальню, где я сидела за письменным столом, сочиняя письмо Реми.

– Борис играл в карты! – едва дыша, выпалила она.

– Карты?..

– А потом его застрелили!

– Застрелили?! – Я невольно прижала ладонь к сердцу. – Он… он жив?

– Его отвезли в больницу Питье для допроса.

Больница Питье, находившаяся под контролем гестапо, практически означала смертный приговор. Нет, только не Борис… Мне не вынести потери еще одного друга…

– Я сначала сходила с ума дома, – продолжила Битси, – и потому пошла в библиотеку, чтобы закончить кое-какую работу. Графиня как раз только что вернулась после разговора с доктором Фуксом. И сказала, что жена Бориса позвонила ей в полночь. Утром графиня отправилась прямиком к «защитнику библиотек». «Борис Нечаефф работает в библиотеке почти двадцать лет, – сказала она ему. – Он никогда бы не сделал ничего во вред библиотеке. Вы обещали помочь, если у нас возникнут проблемы».

Фукс попросил ее подать письменный рапорт. Ха! Графиня отлично знает нацистов и все эти рапорты! Но она представила полный отчет, отпечатанный и подписанный свидетелем. Доктор Фукс кому-то позвонил, и ему сказали, что Бориса депортируют.

– Депортируют?

– Но доктор Фукс обещал вмешаться.

Это уже было кое-что. Я знала, что он держит свое слово. «Защитник библиотек» был не так плох, как остальные.

– Как мы можем помочь Борису?

– Помогая Анне.

Мы на велосипедах поехали к дому Бориса, в ближний пригород Сен-Клу. Дома ли Анна? Нас впустили в квартиру, полную друзей и родственников, говоривших приглушенными голосами. Да, Елена была в соседней комнате и все слышала. Бедная малышка, ей же всего шесть… Что искали нацисты? Мы надеемся, что они позволят Анне повидаться с Борисом. И кто бы мог поверить, что гестаповцы наберутся наглости снова прийти, и не когда-нибудь, а в три часа ночи? Чтобы забрать сигареты, которые видели на столе.

Позже тем вечером Анна вернулась домой, белая как полотно. Гестаповцы проводили ее в сырую комнату в подвале и показывали ей фотографии, одну за другой. Это были незнакомые ей люди – Борису тоже их показывали, – а потом разрешили увидеть мужа. Он был все в той же окровавленной рубашке, его даже врач не осмотрел.

В августе благодаря хлопотам доктора Фукса Бориса перевели в Американский госпиталь. Пуля пробила Борису легкое, а так как несколько дней он не получал медицинской помощи, развилась угрожавшая жизни инфекция. Через месяц врачи позволили ему принимать посетителей. В огромном вестибюле госпиталя Анна сказала Битси и мне:

– Ему уже лучше. Вчера он даже поддразнил меня, велел принести ему пачку «Житан».

Я улыбнулась, не совсем уверенная, что Борис шутил.

– Эй, привет! – В вестибюль ворвалась Маргарет. – Простите, я опоздала.

Я не видела ее несколько недель. Загорелая и беззаботная, она лучилась счастьем.

– Бедный Борис! – сказала Маргарет. – Почему вы не сообщили мне раньше?

– Я звонила, – коротко ответила я. – Но ты не отвечала.

– Я была на побережье с… – Она бросила взгляд на Битси и Анну. – Я была на побережье. Мне следовало подумать о том, как быть на связи.

Мы вместе пошли к Борису, одна из сиделок тепло поздоровалась с нами. Было приятно, что она нас помнила. Как-то раз мы с ней поболтали в вестибюле, пока Анна ждала, когда Борис проснется.

Войдя в палату, я сразу направилась к кровати Бориса. Как моя маман, поправила одеяло на его груди. Зеленые глаза Бориса смотрели рассеянно от болеутоляющих, но уголок его губ приподнялся, как бывало, если он собирался сказать какую-нибудь смешную глупость.

– Наша страна воистину превращается в мир Франца Кафки.

– Ну да, или это «Метаморфозы». – Я постаралась говорить беспечным тоном.