Я почувствовала себя совсем маленькой, некоей пылинкой, которую мисс Ридер смахнула с книжной полки. Слишком ошеломленная, чтобы говорить, я кивнула и прошла под обвисшими французским и американским флагами во двор, вдоль увядших анютиных глазок, на улицу. У станции метро «Монсо» я наткнулась на Маргарет. Когда я сообщила ей о своем изгнании, она сочувственно склонила голову.
– Ты так уважаешь мисс Ридер, – сказала она. – Может, она нашла в этом некий особый смысл?
– Ну почему все думают, будто у нее есть ответы на все вопросы?
– И если бы ты смогла поговорить с Битси… – продолжила Маргарет. – Разве не этого хотел бы Реми?
А как насчет того, чего хотелось бы мне самой? Почему мисс Ридер не может понять, что несправедлива ко мне? Я не заслужила того, чтобы меня просто выгнали, как Жана Моро. Он сморкался на книги, которые ему не нравились. Я не сделала ничего дурного!
– Мне нужно идти.
В шикарном пригороде Нёйи-сюр-Сен, под голыми каштанами на бульваре Виктора Гюго, я открыла железные ворота госпиталя и быстро прошла по дорожке. Медсестра в белом чепце и фартуке давала волонтерам первый урок, прежде чем провести их внутрь.
– Если бы мы все были как французы, – говорила она, – у нас бы здесь сплошь висели памятные таблички: «На этом самом месте пела Жозефина Бейкер», «Вот здесь Хемингуэй начал писать „Фиесту“ после того, как ему удалили аппендикс».
Она представила нам доктора Джексона, и тот пояснил:
– Пока на фронте тихо, но мы должны быть настороже.
Окна были оклеены газетами, но доктор решил, что этого недостаточно, чтобы замаскировать свет. Меня отправили на четвертый этаж, и я закрашивала стекла синей краской, попадая больше на свое платье, чем на окна. Скучая без обычной обстановки и книг, я отдалась работе, стараясь забыть о дыре в моем сердце, – дыре, которую я сама и проделала.
В отделении на сто пятьдесят коек лежало чуть больше десятка солдат, получивших ранение при артиллерийских обстрелах линии Мажино. Они страдали от боли. У них не было возможности уединиться. Ни родные, ни друзья не могли навестить их. Им было очень тяжело. Я постаралась, чтобы у солдат были книги и журналы на прикроватных тумбочках. Чтение давало хоть какую-то возможность уйти от реальности, подумать о чем-то другом, позволяло уму отстраниться.
Кудрявый бретонец быстро стал моим любимцем, потому что немного напоминал мне Реми. Когда я уносила поднос после обеда, он спросил:
– Вы мне не почитаете, мадемуазель?
– У вас есть любимый автор?
– Зейн Грей. Мне нравятся ковбойские истории.
Взяв из книг на стойке в углу «Неваду», я села рядом с ним и начала читать.
Закончив первую главу, я спросила:
– И что вы думаете?
– Думаю, я мог бы и сам это прочитать, у меня нога пострадала, а не мозги, – усмехнулся он. – Но у вас такой милый голос, и вы такая милая…
– Безобразник!
Я протянула руку, чтобы растрепать ему волосы, как сделала бы с братом. Но застыла, держа ее в воздухе. А что, если с Реми что-то случилось и он лежит в госпитале, раненный, а то и похуже? Он ведь просил только об одном. Мне нужно было наладить отношения с Битси.
Я могла бы списать свою грубость с Битси на войну, но правда была в том, что это я оказалась незрелой. Если я хотела лучших отношений со своим братом и Битси, то должна была измениться. И я хотела этого. Но смогу ли?
– Вы в порядке, мадемуазель?
– Да уж лучше, чем вы, – поддразнила его я. – Мои ноги целы.
После своей смены я помчалась в библиотеку, чтобы вдохнуть густой запах книг. И нашла Битси расставлявшей по местам детские сказки.
– Давай выпьем чая.
Ее фиолетовые глаза вспыхнули надеждой.
– А как же работа?
– Мисс Ридер не станет возражать.
– Я так скучаю по нему, – прошептала Битси.
Я толкнула ее ногой, как всегда делали мы с Реми.
Глава 17. Одиль
Во дворе расцвели розы, их сладкий аромат наполнял нашу библиотеку. Несмотря на благоуханные дни, все страдали повышенной чувствительностью, тревожились о любимых, находившихся вдали от дома, из-за военных коммюнике, сообщавших о смертельных боях в Финляндии, о том, что Франция, возможно, станет следующей. Мистер Прайс-Джонс твердил месье де Нерсиа, что пора сваливать. Борис хвалил новый кожаный портфель профессора Коэн, а мадам Симон ворчала:
– Когда я вижу, что ваши люди могут иметь, в то время как добрые французы вроде моего сына трудятся за гроши…
Но, по крайней мере, мы с Битси наладили отношения.
Погрузившись в мысли, я не слышала шороха ее балетных туфель, пока она не очутилась рядом со мной.
– Мисс Ридер хочет поговорить с нами. Собрание служащих.
Битси и помощник явились последними.
Мисс Ридер, сидевшая за своим столом, откашлялась:
– Есть новости. Германские войска вторглись в Бельгию, Люксембург и Нидерланды. Они бомбили север и восток Франции.
Север. Реми на севере. Пожалуйста, пусть с ним ничего не случится… Я нашла руку Битси и сжала ее.
Мисс Ридер сказала, что мы должны быть готовы к бомбардировкам и даже к прямым военным действиям. Знать наверняка невозможно. Парижские служащие должны покинуть город, а иностранные – страну.