Читаем Библиотека выживания. 50 лучших книг полностью

В последней категории, – которую мы назовем «женщины-денди», – фигурируют Колетт, Брижит Бардо, Франсуаза Саган и Диана Вриланд. Девичья фамилия Дианы – Диэл, родилась она в Париже, отец ее англичанин, мать американка, а их избалованная дочь в 1930–1960-е годы совершила революцию в женской прессе. В то время журналы наподобие Harper’s Bazaar объясняли, как стать образцовой женой. С приходом Дианы Вриланд эти журналы стали объяснять женщинам, как стать более классной, чем их соседка, выйти замуж за самого красивого парня в округе, развестись, заниматься любовью, путешествовать, носить джинсы. Нечто вроде освобождения благодаря гламуру и без сжигания бюстгальтера, о чем свидетельствует ее знаменитое заявление: «Бикини – величайшее изобретение со времен атомной бомбы». В 2012 году ее внучка Лиза Иммордино-Вриланд посвятила ей замечательный документальный фильм «Глаз должен путешествовать».

В результате семи лет бесед с Джорджем Плимптоном (основателем журнала The Paris Review) и Кристофером Хемфиллом появилась книга ее мемуаров «D.V.», выпущенная в 1984 году, которую во Франции в 2019 году наконец перевела блистательная журналистка журнала Grazia Лорен Парслоу по прозвищу «французская Мадонна». Здесь мы вновь встречаем то виртуозное искусство редактирования, которое Джордж Плимптон продемонстрировал в своей биографии Трумена Капоте: недостаточно просто записать слова, нужно еще вырезать все, что наводит скуку. Для «D. V.» он сохранил лишь пикантные анекдоты, словесные выверты, веселые провокации и причудливые воспоминания верховной жрицы нью-йоркской моды.

Выдержка из текста: «Вульгарность – очень важный ингредиент в жизни». (Не заходя так далеко, чтобы одеваться как Элтон Джон, теннисист, пишущий эти строки, явно испытывает облегчение от подобного признания, поскольку порой вынужден поддаваться позорному давлению со стороны белых носков.) Другая цитата: «Я скажу вам, во что действительно верю. В согревающие пластыри для спины». (Весьма своеобразная религия. И даже больше, чем религия, это искусство жить: комфорт превыше всего.) Даже вывод, сделанный ею, достоин Оскара Уайльда: «Я уверена, что предпочла родиться в Париже».

Номер 22. «Жизнь под открытым небом» и «Доверься жизни» Сильвена Тессона

(2009 и 2014)

Я долгое время с подозрением относился к Сильвену Тессону. Чем больше он путешествовал, тем больше я любил его отца. Я злился на этого молодого писателя за то, что он был настоящим кочевником, не то что я. Про него говорили: «Ох, Сильвен, наверное, он в Самарканде». Черт возьми, они хоть понимают, о чем речь? И вообще, на какой линии метро находится этот Самарканд?! Когда он верхом на лошади пересекал степи, взбирался на Гималаи или переправлялся через Байкал на спине яка, он словно указывал мне на мою лень, мой застой, мою чрезмерную осторожность. При виде дневных авантюристов ночные оседлые люди сгорают от стыда. Бесчестно выглядят попытки поразить литературных поклонниц, декламируя Бодлера на табурете у стойки пивного ресторана La Palette, тогда как твои коллеги по профессии, разъезжающие на мотоцикле с коляской, заставляют их мечтать о далеких континентах. Жозеф Кессель мертв, Николя Бувье тоже, и тут приходит их эрзац в кожаной кепке и развлекает секс-бомб квартала Сен-Жермен-де-Пре своими урало-алтайскими дальними странствиями! У нас с Сильвеном было общее стремление к России, но мои фантазии были ближе к Наталье Водяновой, чем к Михаилу Строгову. Мы были противоположны во всем, кроме водки. Он запирался в хижине в Сибири; я предпочитал затворничество в «19», это московский бордель (не настаивайте, чтобы узнать адрес, он с тех пор закрылся). Сильвен вращался среди медведей, я – среди олигархов. Там, где Сильвен поднимался вверх, карабкаясь под купола церквей, я с открытыми ноздрями опускался вниз в отхожие места. Рассказы о его подвигах, обычно сопровождаемые фотографиями его напарника, публиковались не в тех рубриках Le Figaro, где печатался я. Он имел право на большие экзотические репортажи, мне же приходилось довольствоваться светскими или литературными сплетнями, иногда в рубрике происшествий, в случае какого-либо ареста. Одна наша общая подруга опубликовала роман об их сексуальной жизни; я благословил небеса за то, что меня она больше не помнит. Мы вращались вокруг одной и той же планеты, но по двум разным орбитам. Жили ли мы в одной стране, выросли ли в одном веке? Я считал, что он прогрессирует в писательском мастерстве. По мере того, как он отрывался от своих путешествий, его стиль набирал творческую силу. Так происходит в двух его сборниках рассказов «Жизнь под открытым небом» (2009) и «Доверься жизни» (2014).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза