На третьем этаже на обитой черным дерматином двери с номерком «23» повыше ручки была прикручена небольшая табличка. На листе бумаги под плексигласом была изображена в черно-белом варианте седовласая старуха, с косами и в очках в роговой оправе, в платье с кружевным белым воротничком, всем своим видом смахивающая на злую сельскую учительницу первой половины прошлого века. Жорик долго вглядывался в темноте подъезда в подпись к рисунку и наконец прочитал: «Прежде чем войти, подумай, нужен ли ты здесь». Табличка здорово была похожа на вывешиваемую на ворота некоторых домов табличку с предупреждением о злой собаке во дворе. Привольнов действительно задумался, уж не глава ли какой-либо секты проживает тут, однако нажал на кнопку звонка и встал сбоку у двери. Минуту спустя в квартире прошаркали шаги, потом все стихло, очевидно, кто-то долго рассматривал в глазок пустоту подъезда, затем старческий сердитый голос спросил:
— Кто там?
Старуха не Загребнов, которому Привольнов раньше времени не хотел показываться, пусть разглядывает. Жорик вышел на середину подъезда и, слегка волнуясь, заявил:
— Мне Андрей Загребнов нужен.
Загремел засов, дверь открылась, и на пороге возникла старуха, которая вполне могла бы сыграть роль бабы-яги. Ей даже ни грим, ни костюм не потребовались бы.
— А ты кто будешь-то? — проскрипела старая карга.
— Ну, Жорик я, — неохотно отозвался Привольнов. — Тебе это о чем-то говорит?.. Так дома Андрей или нет?
Старуха стрельнула в Жорика злым взглядом.
— А зачем он тебе? — учинила она форменный допрос.
— Ну что ты, мать, ей-богу, как маленькая? — возмутился Привольнов. — Но мы же с Андрюхой взрослые люди. Разговор у меня к нему есть. Только не спрашивай какой, все равно не скажу.
Старуха неожиданно оттаяла. Вокруг ее проваленного, беззубого рта залегли горестные складки.
— Ты прости меня, мил-человек, — произнесла она, как бы оправдываясь. — Я ведь мать Андрея-то. Непутевый он у меня. Два года как из тюрьмы вышел. Семь лет отсидел. Понятно, переживаю за него, кабы что снова не натворил. Вот и интересуюсь его дружками.
Жорик понимающе кивнул:
— Я хороший человек, мамаша, так что не волнуйся. Друг Андрюшки. Мы с ним давно не виделись. Вот оказался в вашем городе, решил зайти к нему навестить. Но ты мне все-таки ответь: где сынок-то твой?
Старуха поправила завязанный на лбу рожками платок.
— А шут его знает. Дома нет его. Андрюха несколько дней сам не свой ходит, — доверительно сообщила она. — Все боится чего-то. Мне кажется, опять в какую-то историю попал. С базы уволился, на другую работу перешел, а куда — не говорит. Сутками на ней пропадает. Дома почти не появляется. Вот и вчера вечером как ушел, и с концами.
«Черт возьми, найду я когда-нибудь этого подлеца или нет?» — выругался в душе Жорик. Сдерживая раздражение, вслух сказал:
— Но, может быть, мамаша, ты знаешь, его нынешних дружков. Подскажи, где их найти.
— Да кабы я их знала, — пожала старуха плечами. — Скрытный он после зоны стал. Никто к нему не ходит, даже бабу домой ни разу не приводил. Так, звонят ему какие-то типы иной раз. А кто такие — понятия не имею. Вот ты первый дружок его объявился.
— Значит, ждать его бесполезно, — отвечая своим мыслям, произнес Привольнов. — Жаль, увидеть его очень хотел.
— Бесполезно, мил-человек, бесполезно, — поддакнула старуха. — Ты иди себе, иди. В другой раз придешь. Может, тогда и застанешь Андрюху. Ну иди с богом! — и старуха, словно отгоняя назойливую муху, махнула рукой, а потом прикрыла дверь.
Жорик спустился на первый этаж, вышел из подъезда и, раздумывая над тем, что делать дальше, остановился. Сидевший на скамейке забулдыга все-таки решился, встал и пошел навстречу Привольнову.
— Брат, дай на стакан бормотухи, — попросил он униженно. — А то сдохну сейчас. Дай, а?..
Жорик пристально посмотрел на алкоголика. Не чесан, не брит, дурно пахнет. Действительно, еле стоит на ногах. Знакомое состояние. Если не выпить, и в самом деле ноги протянуть можно. Привольнов вдруг почувствовал острую жалость. Нет, не к бродяге — к себе. Вот такой же и он — никчемный, никому не нужный, нищий, голый. Одежда, деньги, и то не его. Ничего у него нет, кроме квартиры, в которую он попасть не может. Да-а… прохлопал ты, Жорка, жизнь. Привольнов достал из кармана мелочь, протянул забулдыге. Тот от радости чуть не взвизгнул.
— Ну, мужик, ну спасибо! Выручил! — забулдыга взял трясущимися руками деньги, сунул их в карман брюк. Он не знал, чем услужить благодетелю, и, угодливо заглядывая ему в глаза, сказал: — Я смотрю, из дому в дом ходишь. Разыскиваешь, что ли, кого?
Привольнов посмотрел на алкоголика изучающим взглядом, словно прикидывая, может ли он ему на что-то пригодиться.
— А ты где живешь? — поинтересовался Жорик.
— Да здесь, — радуясь тому, что с ним разговаривают на равных, произнес мужчина. — Вон в том доме! — и он указал на дом пятьдесят пять «а».
— Я Андрюху ищу Загребнова, — наконец-то ответил на заданный вопрос Жорик. — Знаешь такого?