Как мне описать это зрелище? Никто прежде не видел ничего подобного и вряд ли увидит когда-нибудь в будущем. Казалось, ураганный ветер разметал и обрушил на нас целые стога сена, накрыл куполом свистящей древесины, затянул в водоворот налетевшей саранчи, разрывавшей воздух. Легионы неловко переформировывались на ходу, воины подняли свои овальные щиты над головами, но не успел отшуметь первый ураган стрел, как вдогонку ему полетел другой, а потом третий, четвёртый... Непрерывный сплошной поток.
Стрелы ударялись о щиты с грохотом, похожим на стук сильного града, кто-то кричал, а кони били копытами, когда снаряды проникали сквозь щели и находили свою цель. Один из них попал в моего коня, выбил меня из седла, и я опрокинулся на землю, где рядом с упавшими солдатами торчали древки копий. Я сильно ушибся, оцепенел и на первых порах не мог понять, что со мной случилось. Затем на нас обрушился новый шквал стрел, каким-то чудом обошедший моё распластавшееся тело. Дикое ржание моей лошади свидетельствовало о том, что стрелы вонзились в её шею и бока. Наконец я смог вздохнуть и стал понемногу приходить в себя. Дёрнулся, потянулся за щитом убитого воина и прикрылся им как раз в тот момент, когда в мою сторону опять полетели стрелы. Сколько их успели выпустить в эти первые минуты? Миллион? И всё же это была лишь прелюдия к кровавой бойне бесконечного дня.
Я услышал, как воздух вновь задрожал от злобного шипения, и решил привстать. Это были тяжёлые огненные снаряды нашей римской артиллерии, отражавшей атаку гуннских лучников. И увидел, как ринулись вперёд наши стрелки. Теперь стрелы летели и в том и в другом направлениях. Их было столько, что некоторые сталкивались в воздухе и по спирали опускались на землю, как трепещущие стручки с семенами. Пока воины сражались, древки стрел ломались и падали на землю, словно льдинки.
Шум не умолкал ни на минуту, и до меня доносилось целое море голосов. Потом два крыла противников — римляне и остготы — сошлись один на один на гребне холма, стремясь его захватить. Звон мечей и щитов отдавался гулким эхом по полю битвы, как будто над ним прогремели раскаты грома или стена с яростью ударилась о стену. Вскоре стала сказываться дисциплинированность римских шеренг Аэция. Они не дали прорвать свои ряды, хотя остготы яростно атаковали.
Я вскочил на ноги и поднял щит. Когда завязалась рукопашная схватка, ураган стрел заметно ослабел. Но три стрелы всё же ударились об овальный диск, напомнив о моем давнем поединке со Скиллой. Я по-прежнему был оглушён шквалом стрел, и мне постоянно приходилось напоминать себе о том, какова моя главная цель. Плана! Жизнь! Мысли о девушке вывели меня из оцепенения и зарядили энергией для продолжения битвы. На мгновение я стал пехотинцем и, как все римляне, отчаянно стремился к победе. Обе противоборствующие стороны крепко сцепились в схватке прямо передо мной, и я никак не мог пробиться сквозь ряды сражающихся. Лишь когда десятки воинов упали на землю, образовав проход, я двинулся вперёд, переступая через стонущие тела, помогая соратникам и разя врагов мечом. Наконец-то мне удалось попасть в самую гущу сражения. Перед собой я увидел остготского короля Валамира и его братьев Теодимира и Валодимира, побуждавших своих солдат драться ещё решительнее. Наш сорвиголова Ант пытался прорваться к своему сопернику Клоде. Римляне и гунны сражались за империю, а для их союзников война стала поводом отомстить за старые обиды или воскресить давнюю вражду.