Бич Божий

— Между нами нет вражды, — наконец произнёс он. — И наше взаимопонимание закреплено договором. Я разгромил вас, как разгромил все армии, с которыми сражался, и вы должны платить мне дань. Однако ваша дань всегда поступает с опозданием, или вы платите её простыми монетами, а я требовал от вас золота. Не так ли, посол? Неужели я должен сам приехать в Константинополь и забрать всё, что принадлежит мне по праву? Но тогда со мной явится больше воинов, чем травы в этой степи.

В его голосе можно было различить грозное предупреждение, наблюдавшие за ним полководцы зажужжали, точно пчёлы в улье.

— Власть Аттилы внушает всем нам уважение, — льстиво заметил сенатор, встревоженный этим грубым и быстрым началом переговоров. — Мы привезли не только ежегодную долю дани, но и другие подарки. Наша империя хочет мира.

— Тогда соблюдайте ваши обязательства.

— Но ваша жажда золота подрывает нашу торговлю, и, если вы не сжалитесь, мы скоро обеднеем и не сможем вам больше ничего платить. Вы правите великой империей, каган. И я тоже прибыл из великой империи. Почему бы нам не стать друзьями? И почему бы нам не объединиться как союзникам? Соперничество истощает силы наших народов. Нам незачем проливать кровь наших детей.

— Рим является моим союзником, когда он платит дань. И возвращает моих солдат.

— Мы привезли вам пятерых беженцев.

— И взяли под защиту пять тысяч других.

Гунн повернулся к Эдеко.

— Скажи мне, генерал, правда ли Константинополь так беден и не в силах отдать мне обещанное?

— Он богат, шумен и полон людьми, словно клетки птицами.

Эдеко ткнул пальцем в Бигиласа:

— Вот он показал мне город.

— Ах да. Человек, считающий своего императора богом, а меня — простым смертным.

Я был потрясён. Когда и как смог узнать Аттила о нашем споре? Не успели мы прибыть во дворец, как переговоры, казалось, уже вышли из-под контроля.

Аттила встал и согнул ноги, отчего его торс стал похож на клин.

— Да, я человек, переводчик. Но боги творят через меня свои дела, и ты это сейчас поймёшь. Погляди.

Он указал на громадный, покрытый ржавыми пятнами меч за своей спиной.

— Во сне ко мне явился Золбон. Вы, римляне, называете его Марсом. Он раскрыл мне тайну своего меча и сказал, что его можно найти в долине, вдалеке от дорог. С этим оружием, поведал он мне, гунны станут непобедимы. С мечом Марса Люди утренней зари завоюют весь мир.

Он поднял руки, его полководцы вскочили с мест и одобрительно вскрикнули. Наше и без того маленькое посольство словно ещё уменьшилось, и мы прижались друг к другу, опасаясь нападения и резни. Но Аттила опустил руки, шум утих, и гунны снова сели. Это была лишь игра или демонстрация силы.

Аттила повернулся к нам.

— Слушайте меня, римляне. Ваш новый бог — это мы, Люди утренней зари. И нам выбирать, кто будет жить, а кто умрёт, какой город станет процветать, а какой сгорит, кто двинется вперёд, а кто отступит. Ибо у нас — меч Марса. — Он кивнул, как бы подтверждая свою воинственную речь. — Но я хороший хозяин, а вы были добрыми хозяевами для Эдеко. Сегодня вечером мы устроим пир и начнём знакомиться друг с другом. А уж потом решим, какими союзниками мы станем.

Смущённое подобным приёмом, наше посольство покинуло дворец и вернулось в палатки у реки, чтобы передохнуть и посовещаться. Бигилас и Рустиций, лучше прочих знавшие гуннов, были не столь обескуражены. Они сказали, что агрессивное начало переговоров с Аттилой — всего лишь тактический ход.

— Он пользуется частой переменой своего настроения, поскольку это помогает ему запугивать противников и править гуннами, — пояснил Бигилас. — Я видел, как он в ярости бросался на землю, бился в судорогах и кровь текла у него из носа. Видел, как он голыми руками разодрал на куски врага, вырвал у него глаза и сломал ему руки, а его жертва оцепенела от страха и не могла защититься. Но я же видел, как он держал на руках младенца, как целовал ребёнка или плакал, словно женщина, когда его любимый воин погиб на поле боя.

— Я рассчитывал на более терпеливую дипломатию, — признался Максимин.

— На банкете Аттила будет вести себя гостеприимнее и на время забудет об этих требованиях, — сказал Бигилас. — Он своего добился. И мы тоже своего добились, показав Эдеко могущество Константинополя. Очевидно, кто-то уже успел передать ему наш разговор в пути, и он знал о нём до нашего приезда. Гунны отнюдь не глупы. Теперь, побушевав и похваставшись победами, Аттила постарается завязать с нами дружбу.

— Похоже, вы в этом уверены.

— Я ничего не утверждаю, посол. Я просто полагаю, что в конце концов всё пойдёт по-нашему.

Бигилас улыбнулся какой-то загадочной улыбкой, скорее скрывавшей, чем раскрывавшей его намерения.