Бич Божий

Она почти сразу узнала Эдеко: он ехал во главе процессии с высоко поднятыми знамёнами из конского волоса. Гунн улыбнулся, увидев свою жену, и эта чуть заметная улыбка подчеркнула трещины на его исполосованном шрамами лице. Следовавший за ним Онегез казался не таким смуглым, однако он так легко держался в седле и ехал с таким удовольствием, что казался большим гунном, чем сами гунны. Последним проскакал прямой и гордый Скилла. Можно было подумать, что, просто посетив империю, он приобрёл новый статус. Когда Скилла устремил на Илану ликующий взгляд, она уловила в нём жажду обладания и смущённо покраснела. В отличие от многих гуннов Скилла не был уродлив, и она не сомневалась в искренности его чувств. Но молодой гунн никак не мог понять, что для неё он остался варваром, виновным в разрушении её родного города, гибели жениха, Тасио, и крахе всех надежд и мечтаний. «Всё это в прошлом, — уговаривал её Скилла. — Теперь ты станешь моей и узнаешь, что такое истинное счастье».

Процессию замыкали римляне. Когда Илана увидела их, у неё немного поднялось настроение. Мужчина, ехавший первым, был облачен в церемониальную старинную тогу. Она догадалась, что это и есть главный посол, возможно министр или сенатор. Остальные римляне, похоже, не занимали важных должностей, но она с жадным интересом рассматривала их и вспоминала о доме. Двое были в придворных одеяниях помощников или переводчиков. А третий, невысокий мужчина, чувствовал себя в толпе гуннов не слишком уверенно и как будто опасался, что его узнают. Она решила, что у первого из переводчиков, прямо сидящего в седле, приятное и дружелюбное лицо. Он глядел не на гуннов, а куда-то вдаль, словно не желая никого обижать. Второй переводчик был красив, совсем молод — примерно её ровесник — и одет чуть лучше своего спутника. Он с невинным любопытством уставился на собравшуюся толпу. Как такому юноше могло достаться место в имперском посольстве?

Рабы римлян, охранявшие караван, расположились на берегу Тисы, где им отвели участок для лагерной стоянки, намеренно отделив его от владений Аттилы крутым склоном холма. Эдеко провёл делегацию дипломатов вперёд, к бескрайнему морю юрт, хижин, изб и деревянных дворцов, раскинувшемуся на две мили вдоль восточного берега Тисы. Там жили по меньшей мере десять тысяч воинов — стражей Аттилы, то есть здесь размещался оплот его армии. Гроздья небольших селений союзных племён расположились вокруг этого примитивного города, точно луны, окружавшие планету. Толпа любопытных двинулась вместе с дипломатами, медленно шествуя мимо зданий. Идущие речитативом выкрикивали приветствия гуннским вождям и добродушно улыбались римлянам. Дети бежали, собаки лаяли, а взнузданные кони ржали, завидев посольских лошадей, которые, в свою очередь, дёргали шеями и мотали головами, словно здороваясь с гуннами.

Когда римляне и их свита приблизились к окружённым частоколом владениям Аттилы, Илана увидела, как навстречу им вышла процессия жён короля и их служанок в облаках лёгких разноцветных одежд. Она уже не раз наблюдала за этой церемонией. Самые высокие и красивые женщины выстроились в два ряда и распростёрли руки, а между ними вклинились ещё семь девушек и развернули на шесте широкое и длинное белое полотнище. У всех них были цветы, они преподнесли их членам посольской миссии и спели скифскую песню. Затем девушки вручили Эдеко и его спутникам ритуальные чаши с пищей. Гуннские военачальники ели, сидя верхом. Эти чаши означали признание власти Аттилы, подобно тому как в мире Иланы Святое Причастие означало признание духовной власти Христа.

Римлянам ничего не вручили.

Они терпеливо ждали.

Пленная римлянка обратила внимание на красивого молодого человека, который с интересом разглядывал знамёна из конского волоса, выставленные перед каждой юртой или домом. Все эти знамёна были сделаны из волос любимых жеребцов. Чем богаче хозяин лошадей, тем плотнее и крепче его знамя. Кроме того, у каждого входа на шестах торчали черепа умерших коней, защищавших семьи от злых духов, их крупные зубы оскалились в улыбке, а глазницы были пусты. Рядом с каждым жилищем можно было также увидеть облепленные мухами хранилища для высушенного мяса, а по обе стороны ворот, ведущих во дворец Аттилы, важно восседали чучела злобных барсуков: таков был королевский тотем.

Проследив за римлянами, Плана вспомнила, как впервые появилась в лагере гуннов. Тогда её поразила сильнейшая вонь, от которой некуда было укрыться: запах немытых тел, конского пота, навоза, скошенной травы, странных приправ и кипящей на огне пищи, окутанной желтоватым дымом. Гунны считали, что их души можно определить по запаху, и при встречах вместо поцелуев или рукопожатий часто обнюхивали друг друга, точно добродушные псы. Ей понадобился месяц, чтобы привыкнуть к этим «ароматам».