— По крайней мере, это путешествие дало нам возможность встретиться, — проговорила она.
— В каком доме вы живете?
— У Суекки, жены Эдеко.
Он пронаблюдал, как она поднялась и попыталась сохранить равновесие.
— Я спрошу его о вас.
Её сердце как будто взлетело ввысь.
— Если вам удастся меня выкупить, я буду служанкой в вашем посольстве по дороге домой, — предложила Плана. Эти слова вырвались у неё быстрее, чем она планировала. — Я умею готовить и шить. — Заметив недоумённое выражение его лица, она осеклась. — Я только хотела сказать, что не доставлю вам хлопот.
Кувшин балансировал у неё на голове. Она осторожно повернулась и направилась к дому, зная, что Суекка скоро хватится её и, возможно, заподозрит в чём-то предосудительном, поскольку Плана обычно не ходила за водой.
— Я могла бы рассказать вам о гуннах немало интересного, и у меня есть родственники в Константинополе, способные помочь с выкупом...
Как же ей хотелось его убедить и сделать своим союзником!
Пока она говорила, обещая ему всё, что только могло прийти ей в голову, — а роль беспомощной просительницы была Плане ненавистна! — рядом послышался конский топот. Между ними вклинился гуннский конь, отбросивший Ионаса в сторону. Она пролила немного воды из кувшина.
— Женщина! Что ты тут делаешь с римлянами?
Это был Скилла верхом на своём жеребце Дрилке.
— Я набрала воды в реке и несу её домой.
Ионас схватил поводья.
— Это я разговаривал с нею.
Скилла указал хлыстом на седло.
— Садись сюда, — обратился он к Плане, а затем добавил: — Эта женщина — рабыня моего дяди, взятая в плен в сражении. Она не вправе болтать без разрешения с любым свободным мужчиной, а с тобой и подавно. Если она об этом не знает, то Суекка её живо образумит.
— Ты не смеешь наказывать римлянку за разговор с римлянином.
В голосе Ионаса прозвучала угроза. Илана поняла, что в прошлом у молодых людей уже был какой-то конфликт, и воодушевилась. Как бы ей использовать их разногласия, их вероятное соперничество? Но почему она так расчётлива?
— Она больше не римлянка. А у рабынь нет никаких дел с дипломатами! Ей это известно. Если она хочет стать свободной, то заставь её выйти замуж!
Римлянин натянул поводья, развернул коня и вынудил его отступить.
Однако гунн тут же поднял руку, выхватил у него поводья и толкнул ногой в сапоге в грудь Ионаса, который не сумел сориентироваться, отлетел назад от сильного толчка и приземлился прямо на мягкое место. Скилла тем временем крепко обнял девушку, её кувшин опрокинулся, и вода пролилась.
— Она моя! Тебе ясно, что я сказал!
Илана попыталась вырваться и оцарапала его, но гунн поднял её, перекинул поперёк седла и держал железной рукой, как ребёнка.
— Лучше поберегись, римлянин!
Ионас встал и набросился на него, но, прежде чем он добрался до Скиллы, тот вскрикнул и пустил коня галопом, промчавшись мимо лагеря. Стоявшие поодаль гунны гикали и смеялись, глядя на беспомощно повисшую в седле Илану. Её ноги болтались на фут или два над землёй, и она подпрыгивала, словно тряпичная кукла, пока Скилла не швырнул её наземь прямо у входа в дом. Она распласталась у порога и, казалось, застыла, в то время как молодой гунн пытался утихомирить возбуждённого коня.
— Держись подальше от римлян, — предупредил девушку Скилла. Он повернулся, чтобы не потерять её из виду, и взнуздал коня. — Теперь я твоё будущее!
В её глазах вспыхнул огонь.
— Я тоже римлянка. Неужели ты не понял, что я не хочу жить с тобой!
— А я влюблён в тебя, принцесса, и стою целой дюжины таких парней, как он, — усмехнулся Скилла. — И в конце концов ты это увидишь.
Илана в отчаянии отвернулась. Нет ничего невыносимее неразделённой любви. Он, без сомнения, любил её, а она не желала иметь с ним дело.
— Пожалуйста, оставь меня в покое.
— Передай Суекке, что я принесу ей новый кувшин! — выкрикнул он и ускакал.
Ещё никогда я не чувствовал себя столь униженным и разозлённым. Гунн застиг меня врасплох, а затем скрылся, как последний трус. Он как будто растворился в море других варваров. Я не сомневался, что у Скиллы не было серьёзных отношений с молодой женщиной, как бы он о них ни мечтал. Однако мне не терпелось достать запакованное оружие и вызвать воина на поединок, хотя как дипломат я знал, что не могу начать свою миссию с дуэли. Я также отдавал себе отчёт в том, что исход нашей схватки неясен. Скилла отлично владел мечом и луком, а значит, без труда мог меня победить. В любом случае я рисковал. Ясно, что Максимина разгневает даже сам факт моего разговора с девушкой. Но она была римлянка, хороша собой, и — если именно о ней рассказал нам в пути Скилла, сообщив, как исцарапала его будущая жена, — ей угрожала опасность. Неудивительно, что человек моих лет и в моем положении поддался её чарам.
Меня раздражали стоявшие поблизости гунны. Они по-прежнему усмехались, наблюдая за тем, как я приводил себя в порядок, и явно вспоминали моё поражение в стычке со Скиллой. Я сосредоточился и стал размышлять, что же теперь делать.