Бич Божий

— Именно это и делают друзья гуннов, — ответил я ему и затаил дыхание.

— Благородный дипломат не станет драться, как простой солдат.

— Сражение — единственный вид благородства, в который они верят.

Вмешательство Скиллы лишь увеличило мой интерес к Илане. Я узнал, что он осиротел в детстве, в пору ожесточённых войн, и был воспитан дядей, Эдеко, а сам Аттила обещал отдать ему в жёны Илану, когда он докажет свою храбрость в бою. Пока что она служила у Суекки. Смирилась ли она с этой участью? Скилла утверждал, что спас ей жизнь, и она без возражений принимала его подарки и защиту. Однако щедрость молодого гунна смущала девушку, и она явно чувствовала себя пойманной в ловушку.

Мне хотелось сравняться с ним и преподнести что-нибудь Илане, но я не привёз с собой никаких подарков. Конечно, она была решительной и смелой женщиной, видевшей во мне возможного избавителя от плена. И я не знал, бескорыстно ли её внимание ко мне или она просто желает воспользоваться моей помощью как дорогой к освобождению. Я вычислил её маршруты и старался словно невзначай появляться на её пути, когда она выходила по делам из дома Суекки, да и она тоже научилась ждать меня в укромных уголках. Соблазнительная походка Иланы заставляла меня думать о её гибком теле, даже когда она была в самых скромных и бесформенных одеяниях. Она всегда ободряюще улыбалась мне, хотя порой задерживалась без особой охоты. Мы оба стремились к недостижимой цели, и Плана это понимала.

— Прошу тебя, не подчиняйся этому гунну, — сказал я однажды, увидев, что она торопится.

Илана посмотрела на меня, как на спасителя, и её глаза ярко заблестели. В такие минуты она мне особенно нравилась, однако я помнил о том, что у меня не было реальной возможности ей помочь. А вдруг я верно догадался и она лишь использует меня?

— Я просила Суекку не пускать к нам Скиллу, — сказала Илана. — Моя неблагодарность возмутила её и позабавила Эдеко. Любое сопротивление, с точки зрения гуннов, — это вызов и чуть ли не бунт. Меня это так тревожит, Ионас. Скилла теряет терпение. Мне нужно бежать из лагеря.

— Не знаю, согласится ли Эдеко тебя отпустить.

— Может быть, у меня появится шанс, когда ваше посольство закончит переговоры и обменяется пленными. Поговори с сенатором.

— Пока не стоит.

Мне было ясно, что её спасение не имеет смысла ни для кого, кроме меня. Я взял Илану за руку, и даже это лёгкое прикосновение подействовало возбуждающе.

— Скоро вернётся Бигилас, и тогда у нас появится возможность, — опрометчиво пообещал я. — Я твёрдо решил забрать тебя отсюда.

— Прошу тебя, моей жизни придёт конец, если ты меня не спасёшь.

А затем вернулся Бигилас.

* * *

Сын Бигиласа, темноволосый одиннадцатилетний мальчик с большими выразительными глазами, приехал в лагерь, открыв рот и вытянув шею так, что у него даже от напряжения «звенел» позвоночник. Да и мог ли он не засмотреться на гуннскую орду, слухи о которой римские мальчишки преувеличивали до мифических размеров? Юный Крикс гордился тем, что его отец сыграл столь важную и чуть ли не центральную роль в переговорах. И он, Крикс, стал гарантом честности в отношениях обеих сторон! Тот факт, что во время путешествия Бигилас был рассеян и озабочен, не слишком удивлял мальчика. По правде говоря, поглощённого собой Бигиласа нельзя было назвать добрым, внимательным отцом или надёжным спутником. Но Крикса взволновало величие цели и обещанное богатое вознаграждение. Многие ли сыновья могли это сказать?

Когда весть о возвращении Бигиласа дошла до Аттилы, король в тот же вечер пригласил нас, римлян, к себе во дворец. Максимин постоянно учил нас терпению, но сам с облегчением вздохнул: как-никак, мы уже несколько недель не покидали лагерь Аттилы.

Король гуннов принял нас в тронном зале. Он, как и прежде, находился в его тёмном конце, на возвышении, но теперь гостей было значительно меньше. Вместо этого мы увидели дюжину вооружённых охранников, Эдеко, Скиллу и Онегеза, то есть тех, кто сопровождал нас во время путешествия. Я сделал вид, что не заметил гуннских солдат, и сказал себе: «По всей видимости, эта небольшая группа — воодушевляющий знак. Нам предстоит участвовать в тайных, серьёзных переговорах, а не в обычном дипломатическом ритуальном спектакле». Однако меня невольно охватило беспокойство куда более сильное, чем в день приезда в лагерь гуннов. Ведь за это время я успел немало узнать об Аттиле. Харизма короля была неразрывно связана с его тиранией, а скромность одежд маскировала непомерные амбиции.

— Надеюсь, он в хорошем настроении, — шепнул я Рустицию.

— Разумеется. Он хочет завершить переговоры, как, впрочем, и мы.

— С тебя уже хватило гуннского гостеприимства?

— Эдеко никогда не простит мне того, что я заступился за нас и стал ему возражать. Я почувствовал, как его гнев передался остальным гуннам. Они называют меня человеком с Запада, словно я отличаюсь от вас тем, что родился в Италии. Они смотрят на меня, как на диковинного зверя.

— По-моему, им просто любопытны люди, побывавшие у них в плену.