Бич Божий

— Он такой же, как и дедушка Игорь. Стал трясти древлян незаслуженно — те его и убили. Алчность не приводит к добру. Надо быть расчётливым, как в игре в затрикий.

— Иногда поступаешь вопреки рассудку. Например, если сильно любишь...

— Настоящий князь не имеет права поддаваться чувствам.

— Значит, нет?

— Я пошлю обоз.

— Ну смотри, племянник. Как бы не раскаяться...

Но Олег стоял на своём. Сборы провианта заняли неделю. За три дня до намеченного срока Милонег во главе обоза поскакал к истокам Ирпени.

Там он ждал отца. Жеривол приехал с возами на вторую ночь. Волхв похудел, и от этого его орлиный нос как бы выпятился вперёд. А копна волос, жёстких и седых, стала вроде жиже.

— Ты болеешь, отче? — обратился к нему наследник после поцелуев, объятий и разглядывания друг друга.

— Прихворнул недавно, — и кудесник покашлял. — Грызь была в суставах, пальцы не сгибались. Вылечился немного. Ну а ты, сыночек? Видный стал, могучий.

— А, — махнул рукой Милонег. — Еду умирать. Положение Святослава гибельное.

— Нет, не говори такие слова. Я однажды тебя уже потерял — больше не хочу. — Он погладил его ладонь. — Накануне отъезда я гадал. Бросил три дощечки — две легли белой стороной и одна только чёрной. Значит, будет трудно, но выживешь.

— Ой, не знаю, не знаю, тятя... Расскажи лучше, как там в Киеве? Я ни с кем не успел увидеться, кроме Люта.

— Плохо, сынка, плохо. Ярополк болеет, а Мстислав делает что хочет. У него сын родился убогий — от Найдёны, дочери Иоанна. Чистый дурачок: слов не понимает. Может, оттого, что Свенельдич поколотил жену на сносях. Вроде бы она украла у него из шкатулки ценные пергаменты.

— Это Бог наказал Люта за его свирепость... Я хочу спросить: правда ли, что Настенька — полюбовница Мстиши?

Жеривол посмотрел на сына с недоумением:

— Да с чего ты взял?

— Он мне сам похвастал.

— Нет, не думаю. Мы бы слышали. Слухами земля полнится. А о Настеньке и о Мстише разговоров не было, — он слегка помедлил. — Любишь ли её?

— Больше жизни, отче.

— Бедный мой сынок! — чародей провёл пальцами по его щеке; пальцы слегка дрожали. — Вот напасть на тебя свалилась. Что ты в ней такого нашёл? Ну, пригожая, ну, душевная. Да таких по Киеву бесконечно ходит. Выбери любую и женись на счастье. Вон Меньшута Вавуловна — что за умница, загляденье просто!

Савва произнёс:

— Ничего не выйдет. Настенька — мой крест. Так записано на небесных скрижалях. Ни она, ни я — друг без друга не сможем.

Волхв ответил:

— Кто-то на тебя порчу напустил. Я её сниму.

Сын отпрянул:

— Нет, не смей, не смей! Это смысл моей жизни. Всё, что делаю, только с её именем. Отними у меня любовь — я лишусь того, для чего дышу. Пусть мы никогда не окажемся вместе; знать, что Настенька есть на свете, что здорова и невредима — высшее для меня блаженство.

Чародей взглянул на него печально:

— Вот христианские ваши штучки... «Всепрощение»! «К ближнему любовь»! Если каждый будет думать гак, человеческий род угаснет.

— Нет, возвысится.

Говорили долго. А наутро 23 ноября Милонег должен был уехать. Жеривол достал из шкатулки три медвежьих когтя, сыну протянул:

— Хоть не веришь больше в русских наших богов, положи у сердца. Есть они не просят, а, быть может, охранят тебя от стрелы да палицы. Обещай, что не выбросишь.

— Обещаю, тятя.

Стиснули друг друга, постояли секунду — щека к щеке — и, вздохнув, расстались. Юноша вскочил на коня, поскакал вперёд, в голову обоза, и ни разу не обернулся. Утирая слёзы, волхв смотрел на его фигурку и шептал вослед жаркие молитвы.

Днепровские пороги, весна 972 года

Не успел сойти снег, как у князя окончательно вызрела идея наступления на Кирея. Святослав приободрился. Если в зимние месяцы он ходил неприкаянный, злой на всех — на подручных, на своих сыновей, не пришедших на выручку, и на Милонега, возвратившегося без армии, — а напившись браги, жалким голосом говорил, что к нему во сне являются Ольга и Красава с Малушей, зазывают идти с собой, — и примета это зловещая, — то теперь у него вспыхнули зрачки и лицо приобрело прежнее упрямое выражение. Святослав стал прежним: властным, жёстким и решительным до безумия.

Он собрал воевод за пустым столом (есть и пить было нечего) и сказал, глядя холодно:

— Завтра выступаем. Воинов осталось не более пятнадцати тысяч. Остальные больны. Восемь тысяч даю Свенельду и Вовку Вы пойдёте вдоль по правому берегу и возьмёте на себя неприятельскую атаку. Мы тем временем с Милонегом скачем по левому берегу, тянем за собою ладьи. Выхода другого не вижу.

— Мне такой план не нравится, — заявил Свенельд. — Ты бросаешь нас на верную гибель. Хочешь нами прикрыть себя.

— А иначе погибнем все. — Святослав помедлил. — Вы должны принести себя в жертву. Или не клялись вы голову сложить — за Святую Русь и за киевского князя?

— Почему не попробовать обойти врага? — изменил направление разговора Вовк. — Не прошли через Южный Буг — можно попытать счастья на востоке. Обогнуть на ладьях Тавриду и по устью Дона...