— Во лесу ли, во дубраве, на высоком дубу чёрный ворон сидит. Чёрный ворон сидит, чёрным глазом глядит. «Ах ты, ворон-воронок, вещая ты птица, ты скажи мне, добру молодцу, сколько лет живёшь?» Отвечает ворон: «Триста лет живу, всё на свете видел, всё на свете знаю, всех на свете могу рассудить». — «Ты скажи мне, ворон, вещая ты птица, где мой батюшка, Мал свет Нискинич, князь древлянский, мой заступник и мой господин?» Отвечает ворон: «Мал свет Нискинич, твой батюшка, князь древлянский, твой заступник и твой господин, он убит-зарезан нечестивой рукой и сгорел на краде — погребальном костре, косточки его лежат в глиняной крыне, а стоит та крыня на столпе-избушке об одной ноге, во сыром бору, да под Овручем, вместе с остальными дедами, да на кладбище-жальнике, на печальной лесной буяве. И никто на радуницу не приходит ко столпу, и никто не поминает убиенного князя, и никто не приносит ему кутью, крашеных яичек. Бедные его косточки!» — «Ты скажи мне, ворон, вещая ты птица, кто же тот злодей, кто убил-зарезал батюшку моего, Мала свет Нискинича?» Отвечает ворон: «А убил твоего отца ворог-тать — заморский гость, злой и подлый, гадкий и худой. Ты бери скорей, добрый молодец, харалужный меч-кладенец, ты взнуздай коня — буйную головушку — и скачи за море. Там, на море-океане да на острове Буяне, дуб стоит. В дубе том дупло. А в дупле ларец. А в ларце сидит заяц. В зайце — утка. В утке — яйцо. А в яйце — игла. Коль сломаешь ту иглу — и придёт конец тому татю. А пока не сделаешь этого, то не будет тебе покоя и никто тебя не утешит — ни краса-девица, ни богатства, ни яства». Эх, вы, гой-ecu, добры молодцы! Отпустите меня в чисто поле, поскачу скорей отомстить за батюшку, за его безвинно сложенную головушку!..
Все сидели, удивлённые неожиданным поворотом песни. Встал Мстислав Свенельдич, по прозвищу Лют, бледный от гнева, и сказал:
— Это как понимать? В чей ты огород бросил камень, Добрыне? На кого намекаешь? Уж не на моего ли отца, Свенельда Клерконича?
— Разве твой отец убил князя Мала? — усмехнулся воевода. — Вот не знал! Мне Малуша говорила, но я не верил. Что тебе известно об этом?
У Мстислава пошли пятна по лицу:
— Хочешь ссоры, Добрыне? Что ж, изволь, устрою. Мы, Клерконичи, били древлян и будем бить, жгли их города и будем жечь, их князей изводили и будем изводить!
Встал и Добрыня, зло ответил:
— Ну а мы, древляне, ваших жён имели и будем иметь, — намекая на свой роман с Белянкой, Мстишиной супругой.
Оба кинулись друг на друга, но их сразу же разняли.
— Прекратите! Я сказал — прекратите! — топнул ногой Святослав. — А не то прикажу на кол посадить и того и другого! — У него на виске вздулась жила. — Праздник мне испортили! Негодяи! — он шагнул к Добрыне, посмотрел на него в упор: — Ты какого лешего стал его задирать? Свадьба тут, веселье, а не тризна по погибшему Малу!
— Виноват, — опустил глаза воевода. — Хмель ударил в голову. Ты прости меня, княже. Сделал, не подумав.
— Пёсья кровь! — выругался тот и пошёл ко Мстиславу. — Ну а ты станешь лезть опять на рожон — отберу Древлянскую землю! Понял, нет?
Лют ещё тяжело дышал и никак не мог успокоиться. Он проговорил:
— Не имеешь права, княже. Нам Древлянская земля дадена Ольгой Бардовной во кормление на вечные времена.
Святослав схватил серебряный кубок и плеснул вино Мстише в физиономию.