Бич Божий

— Кто здесь? — вздрогнул Иоанн и схватился за меч, прикреплённый к поясу.

— Не спеши, Цимисхий... Это я, Василий Ноф, паракимомен... — и зловещий евнух вышел из-за портьеры. Феофано ахнула, прячась за спину своего любовника.

— Ты следил за нами? — нервничал военный, не сводя глаз с первого министра.

Разумеется, — согласился тот совершенно невозмутимо. — Лестницы — мои, провожатые — тоже... Если бы не я, то тебя арестовали бы ещё на берегу... Разве непонятно?

Рыжий армянин стиснул рукоятку меча:

— Ты за это поплатишься, видит Бог!..

— Ах, опять торопишься, мой хороший, — с сожалением посмотрел на него Василий. — Стоит мне подать условный сигнал, и сюда ворвутся десять моих гвардейцев, скрутят тебя немедленно и сдадут охране Вуколеона. Лучше поговорим, как пристало союзникам...

— Я — твой союзник? — удивился тот.

— Разве ты забыл о нашей договорённости? Я добился твоего прибытия в Халкидон и не выдал тебя Никифору, несмотря на то, что знал, как ты ездишь к Феофано по ночам с декабря по март. Это ли не гарантия моего к тебе отношения? Время пришло платить за мою лояльность.

— Что ты хочешь, Ноф?

— Согласованности в действиях Мы берём на себя охрану Вуколеона, ты находишь верных тебе людей и в условленный час поднимаешься с ними в спальню Никифора. Феофано откроет двери...

— Ты уверен в этом? — рассердилась императрица.

— С полном на то гарантией. У тебя, светлейшая, нет альтернативы. Смерть Никифора выгодна тебе — мёртвый, он не сможет оскопить твоих сыновей и не станет впредь помехой в вашей с Цимисхием любви. А живой он опасен. Вог скажу ему, что роман ваш в разгаре, приведу нескольких свидетелей... Где окажется тогда Иоанн?

Феофано в раздражении отвернулась.

— И когда ты планируешь... эту «акцию»? — мрачно произнёс армянин.

— Время скоординируем после. Главное — готовься. Мне ведь важно было заручиться твоим согласием, — и скопец, опираясь на посох, удалился из залы, наступая бесшумно на плитки пола.

— О, мой Бог! — прошептала императрица. — Я сойду с ума... он опутал нас, делает что хочет...

— Ну, тебе не в первый раз убивать мужей, — зло заметил Цимисхий.

Феофано округлила глаза:

— Ты о смерти Романа, что ли?

— А о чём ещё! Слухи были, что скопец и ты медленно его отравляли.

— Ложь! Наветы! Как ты мог поверить?

— Почему бы нет? Я надеялся, что тобой движет любовь ко мне. Я не знал, что ты согласишься выйти за Никифора.

Та взглянула на него со смущением:

— Да, я слабая женщина... он завоевал меня вместе с титулом василевса... В этом, кстати, ты ему помогал. Кто отдал Никифору тайное послание Иосифа Вринги — с предписанием Фоку уничтожить? Кто его подбил идти на Константинополь? Ты и твой дядя! Вы вдвоём фактически возвели его на престол! А теперь хватает наглости меня упрекать... Я боялась за маленьких императоров. А Никифор обещал сохранить им жизнь и корону.

— А теперь хочет оскопить! И назначить преемником собственного брата — Льва! — Иоанн взял её за плечи. — Ладно, хватит ссориться. Мы должны быть вместе. Василевс умрёт.

Феофано опустила ресницы:

— Я на всё согласна.

— Помнишь, мы об этом говорили ещё в замке Друзион?

— Помню, разумеется. Ты тогда обещал, что, взойдя на престол, женишься на мне и не тронешь мальчиков.

— Подтверждаю, да, — и Цимисхий обнял императрицу, — Наконец-то мы станем с тобой законными супругами...

— Милый Ио...

— Фео, дорогая...

И они устремились в спальню Феофано...

Скоро произошло и другое событие в Вуколеоне: прибыли из Болгарии царственные отпрыски. Девочек-царевен разместили, соответственно, в гинекее, а царевичей-мальчиков — в комнатах, где жили маленькие императоры. Появление сверстников было детьми Феофано принято по-разному. Император Василий смотрел на Ирину достаточно равнодушно: её длинная шея и манера жеманиться ничего в нём не вызывали, кроме определённой досады; девочки не слишком интересовали его; он хотел стать военным, победителем сарацин и других нехристианских народов; женщины не входили в эти грандиозные замыслы. Константин же, напротив, с Кирой познакомился весело, рассмотрел её с любопытством, нашёл очень симпатичной, пригласил вместе погулять и пообещал покатать по Константинополю. Феофано-младшая не заметила болгар вовсе. Их приезд совершенно не тронул сердце юной барышни. Феофано знала, что её прочат за Оттона — сына германского императора, и жила только этой мыслью. Но зато царевич Борис поразил воображение маленькой Анны. Девочка смотрела на него, как на чудо, — чернобровый, стройный, с тонкими чертами лица, нежными руками, — он казался героем греческого эпоса, юным таким Парисом, соблазнившим Елену Прекрасную. А Борис не видел Анну в упор: да и что может испытать тринадцатилетний подросток, глядя на тщедушную пятилетнюю девочку, малопривлекательную дикарку? Вероятная дружба с Константином или же с Василием больше волновала его. Так что Анне выпало довольствоваться Романом.