Бич Божий

Между тем Иоанн Цимисхий одержал внушительную победу в Малой Азии: разгромил сирийцев, взял огромное число пленников и верблюдов, захватил богатые города и присвоил несметные сокровища. Возвратившись в Константинополь, он не стал праздновать победу и буквально через день-другой поскакал на север, в Болгарию. Василевс оказался в Преславе на исходе июня. Тут он встретился с Калокиром, опекавшим царя Бориса. Сидя на террасе дворца, оба говорили о сложившейся ситуации.

— Положение русских бесперспективно, — сообщил патрикий, заложив ногу за ногу, обхватив руками колено; он сверкал парчой и бриллиантами на шапочке; на губах его играла улыбка. — В Доростоле, или, по-ромейски, в Силистрии — голод, мор, болезни. Скоро они не выдержат и сдадутся.

— Сколько у князя боевых единиц? — дрогнул рыжими ресницами Иоанн; он одет был значительно скромнее; только диадема и красные сапоги говорили о его высшем титуле в Византийской империи.

— Думаю, теперь тысяч тридцать-сорок. Может быть, побольше. И потом все они ослаблены, настроение у воинов — хуже некуда. Защищаться — не нападать.

— Это правильно. Мы имеем чуть ли не двукратное превосходство сил. Гибель Доростола — дело времени. И, уверен, времени ближайшего. Кстати, я решил в честь моей жены дать ему новое название — Феодорополь.

— Ну, тогда и Преславу надо отныне именовать Иоаннополем, — льстиво предложил Калокир.

— Да, название неплохое, — засмеялся Цимисхий. — Больше нет Болгарии. Есть провинция Паристрион.

— Можно её расширить, если завоевать владения сыновей Николы на Западе.

— Сыновья Николы никуда не денутся. Мы займёмся их Средецом в следующую кампанию... Главное теперь — Святослав. — Иоанн зевнул. — Убивать его вовсе незачем. Мы прогоним русских с Дуная, а днепровские пороги они не пройдут: печенежский хан жаждет мщения... Понял теперь, как ты выиграл, перейдя ко мне в подчинение?

— О, великий василевс, я безмерно счастлив! — и патрикий, наклонившись, пылко поцеловал край его одежд.

Тот слегка толкнул сына Феодосия в лоб:

— Больше не хочешь завоёвывать титул императора?

Калокир потупился:

— Кто не ошибается в юности, ваше величество?

— Хорошо, хорошо — прощён. А теперь скажи: есть ли во дворце достойная дама-та, которая может меня согреть этой зябкой ночью?

— Сколько угодно, василевс. От пятнадцати до пятидесяти пяти. Всех мастей, фигур и народов.

— А вот эта, Мария, с пышной грудью?

Калокир замешкался, но спросил:

— Что, понравилась?

— Да не так, чтобы очень сильно, — нарочито сморщился дипломат. — Значит, ты не против, если я с ней поупражняюсь? Ревновать не заставлю?

— Рад служить вашему величеству...

Утром василевс отправился к Доростолу. А Мария, встретив патрикия, опустила глаза, ничего ему не сказав о прошедшей ночи. Вскоре отношения с Калокиром стали прежними.

* * *

В первых числах июля Святослав провёл военный совет. Он происходил, как всегда, во время застолья. Князь сидел во главе стола — красный от вина, с розовыми белками, молчаливо-свирепый. Оселедец его был намотан на правое ухо. С мочки левого свисала серьга. Длинные усы иногда попадали в кубок. Справа сидел Свенельд — похудевший, поблекший, чем-то напоминавший грифа: седина в волосах, в бороде (перестал их подкрашивать в последнее время), острый нос и острый кадык, хищные глаза. Против него сидел Милонег — повзрослевший, превратившийся в сильного мужчину; чёрные кудри буйно курчавились, прижимаемые лобным обручем, на щеках пролегли упрямые складки; был он тих и немного бледен. Далее сидели другие бояре, в том числе и Вовк, по прозвищу Блуд, сын черниговца Претича, Несмеянин брат, — тощий, кудлатый, всё лицо в прыщавых буграх. Говорил Свенельд:

— Что поделаешь, княже! Надо уметь проигрывать. Вывести людей из опасного положения, без потерь, без разгрома, — тоже мудрость. Думаю, Цимисхию жертвы не нужны. Лишь бы им уступили Болгарию. Он пойдёт на заключение мира. Может, ещё и приплатит, вспомнив о своей незаконной дочери в Киеве. Это тактика греков — откупаться от битв. Помню ещё по походам князя Игоря, славного твоего отца. Не упрямься, светлейший, не иди на сражение. Надо учитывать наше положение.

Святослав поглядел на Вовка:

— Ты что скажешь, Блуд?

Тот перестал жевать, вытер пальцами сало на усах и ответил:

— Я поддерживаю Свенельда. Жертвы ни к чему. Лучше теперь отступим, поднакопим сил, а потом обрушимся на Цимисхия — в неожиданный для него момент.

— Ясно, — отозвался князь. — Милонег, и ты так считаешь?

Сын волхва тяжело вздохнул:

— Я считаю, что действительно нет надежды. Мы прижаты к Дунаю, обескровлены и слабы. Мы не выиграем никогда. Но сражаться надо. Раненая рысь не умрёт бесславно: даже загнанная в силок, продолжает царапаться и кусаться. Надо уподобиться рыси и хотя бы ранить противника. Пусть погибнем, но зато не отступим робко.

Споры за столом разгорелись, но суровый князь мгновенно пресёк их. Стукнув кулаком, он изрёк: