Бич Божий

Неожиданно буря кончилась. Бой опять затеплился, но уже у самых стен Доростола.

— Отступаем! — закричал Свенельд, заводя правое «крыло» поближе к воротам. — Надо отходить.

— Ты с ума сошёл! — Милонег преградил ему путь и схватил рукой за поводья лошади. — Сил ещё полно. Быстро отобьёмся.

— Святослав ранен, — рявкнул воевода, глядя на него ненавидящими глазами. — Нами никто не руководит.

— Ну а ты? Командуй.

— Вог я и командую: срочно отступаем! Буря нас избавила от разгрома. Надо сохранить равновесие сил.

— Князь убьёт тебя!

— Если будет жив...

Греки, видя замешательство русских, начали теснить с новой силой. Больше всего досталось «челу», под прикрытием которого «крылья» заходили в ворота. Милонег получил стрелу в левое плечо, выдрал с мясом и отбросил прочь. Чувствовал, как кровь льётся под кольчугу. Тут ещё под ним ранили коня, юноша упал вместе с ним, повредил колено, взвыл от боли, но вскочил, увернувшись от меча, занесённого над ним. У него оружия не было. Он успел схватить чей-то брошенный щит, в двух местах пробитый, и, держа его здоровой рукой, отбивался, как мог. Если бы не Вовк, налетевший на соперника Милонега и огревший по шлему палицей, то ещё неизвестно, как бы сын Жеривола выстоял.

— Руку! — склонился Блуд. — Мой Таланка выдержит нас обоих, — и помог Милонегу сесть впереди седла.

Вместе с последней группой им удалось проскочить в ворота, и буквально за ними створки смогли сомкнуться. Толстое бревно было быстро пропихнуто в железные кольца: греки остались с внешней стороны, и опасность для русских миновала...

Милонег и Вовк медленно ехали по улицам. Справа и слева от дороги женщины бинтовали раненых. Кто-то ковылял, опираясь на сломанное копьё. Многих воинов несли, положив на куски материи и держа за четыре края. Жители Доростола с ужасом смотрели на эту картину, высунувшись из окон.

Князь лежал на своём одре, тяжело дыша. Мрачно посмотрел на вошедших и спросил негромко:

— Что, разгром?

— Нет, успели отойти, затвориться, — доложил Свенельд.

— Посчитали раненых и убитых?

— Посчитали сильных и здоровых: к новому бою готовы двадцать тысяч.

Святослав нахмурился:

— Половина того, что было... Это поражение. — Он закрыл глаза и сказал сквозь зубы: — Уходите все. Я хочу поспать.

* * *

А в палатке Цимисхия тоже обдумывали итоги сражения.

— Если бы не буря, мы смогли бы ворваться в город, — утверждал Пётр Фока.

— Ничего, Доростол мы возьмём в считанные дни, — радостно гундосил Куркуас. — Главное — не дать им опомниться, раны зализать.

— Надо было бросить моих людей, — сетовал Варда Склер. — Мы переломили бы ситуацию. А пока — ничья: мы не выиграли, и они не пали.

Не успел Цимисхий выразить своё мнение, как в палатку заглянул ответственный за связь и сказал:

— Разрешите доложить, ваше величество? Прибыл гонец из Константинополя. Важное донесение василевсу от его превосходительства первого министра.

— Пусть войдёт, — разрешил правитель. Развернув пергамент, запечатанный сургучом, он прочёл письмо, и лицо его стало серым.

— Что, плохие новости? — обратился к нему Варда Склер.

Иоанн посмотрел на евнуха Петра и сказал с крайним раздражением:

— Твой отец, Лев Фока, и твой сводный брат Никифор тайно бежали из заточения с острова Лесбос и укрылись в монастыре в четырёх верстах от столицы. Лев уже объявил себя василевсом и призвал объединяться вокруг него для борьбы против «узурпатора» — то есть меня. Паракимомен Василий собирает гвардию для отпора, но отборных войск может не хватить — лучшие наши силы здесь и в Малой Азии.

— О, проклятье! — не сдержался Куркуас.

Все сидели, онемев от известия.

— Я надеюсь, ваше величество, вы не станете думать про меня, что из родственных чувств я смогу пойти на измену? — произнёс евнух Пётр, волнуясь. — Наша отвратительная семейка мне всегда была малосимпатична...

— Знаю, знаю, — отмахнулся Цимисхий, — можешь не бояться. — И, подумав, резюмировал так: — Делать нечего. Варду Склера отправляю на юг. Поднимай паруса, выходи из Дуная. Ты быстрее всех можешь оказаться в Константинополе. И бери с собой тысяч двадцать пехотинцев. Всадники останутся у меня. Мы пойдём на переговоры с русскими. Вышвырнем их отсюда к чёртовой матери и походным порядком поспешим на Босфор. Лев с Никифором не успеют пикнуть — мы возьмём и того и другого мёртвой хваткой. Пусть отныне не ждут пощады. Навсегда отобью охоту спихивать меня с трона!

* * *

Через день Святославу доложили о парламентариях с греческой стороны. Он весьма удивился и велел сказать, что примет их. Князю забинтовали раненую грудь и надели на него чистые, не запачканные кровью одежды. Слабость чувствовал сильную, противную, но держался бодро и сидел в кресле как ни в чём не бывало. Рядом с ним находились воеводы: Вовк, Милонег и Свенельд. Дверь открылась, и вошли византийцы: Иоанн Куркуас, греческий епископ Феофил Евхаитский и ещё два патрикия.