Я сидел и внимал, обратившись в слух и не пропуская ни единого слова рассказа. Так или иначе, звучный и слегка архаичный синтаксис придал сему повествованию некое дополнительное измерение. Деннис Строберг, как я понял, был человеком архаичных взглядов. Комбинация строгих моральных взглядов в соединении с безжалостной эксплуатацией власти денег словно являлась прерогативой конца прошлого столетия, когда жизнь была намного проще и грубее.
– Они уехали в Мексику, – продолжал Строберг. – Втроем. Не знаю уж, как Майкл уговорил мисс Фалез мириться с присутствием его друга Шона, – но, думаю, сейчас это не имеет значения. Все это время они занимались формой умственного вуайеризма, который не оставил нетронутой ни одной части ее сознания.
– Сам я не умственный вуайерист, – сказал я, – поэтому растолкуйте, как именно это делается?
– Майкл всячески провоцировал Флер Фалез, побуждая вспоминать прошлую жизнь, двух предыдущих мужей, лидеров кинопромышленности, которых она знала. А несчастная женщина, вероятно, думала, что наконец-то встретила человека, который не только любит, но и понимает ее. Так она постепенно открыла ему свою душу. Даже в моменты близости Майкл говорил с нею, приглашая сравнить его физические достоинства с достоинствами других – тех, с кем ее соединяла жизнь. В месте, где улавливалось каждое произнесенное ею слово, был спрятан микрофон, а в соседней комнате сидел Шон с магнитофоном.
– Вы чрезвычайно хорошо информированы, мистер Строберг, – не мог не заметить я.
– Я слышал все записи только однажды, в этой самой комнате, где сейчас мы с вами, перед тем как помог мистеру Линдерману их уничтожить, – спокойно ответил он. – К концу трехнедельных каникул Майкл начал проявлять свое истинное лицо: он устал от нее. Но они с Шоном все еще сексуально возбуждались от уже имеющихся записей и потрясающего знания тайников ее сознания. Майкл солгал Флер, что на несколько месяцев должен уехать на Восток, но обещал звонить каждый день. Друзья подсоединили к телефону записывающее устройство, и во время бесед Майкл намеренно вспоминал то одно, то другое ее недавнее откровение, надеясь побудить к дальнейшим признаниям. Друзья сначала в шутку, а потом и всерьез стали подумывать о создании на основе этих записей книги, которая наверняка станет бестселлером…
Дом, который Майкл Линдерман делил с Шоном, посетил однажды его отец, и они завели свой обычный бесконечный спор об образе жизни Майкла. Спор, как нередко случалось, дошел до кульминационной точки, когда Майкл отказался дальше разговаривать и выскочил из комнаты. Мистер Линдерман бросил вдогонку, что не покинет дом до его возвращения, и услышал, как сын хлопнул дверью. В ожидании Майкла мистер Линдерман праздно блуждал по гостиной и натолкнулся на записывающую машину со вставленной лентой. Он включил ее и…
– Могу предположить остальное, мистер Строберг, – сказал я.
Он мрачно усмехнулся.
– Оказывается, даже у отцовской любви есть предел. Впервые в жизни Майкл увидел отца, каким мало кто имел несчастье его видеть: человек совершенно преобразившийся под влиянием испепеляющего гнева в неумолимую машину, все сокрушающую на своем пути. Он заставил сына отдать все сделанные им записи, затем приказал ему отправиться в длительное путешествие по Европе с другом Шоном, пригрозив, что, если они не покинут страну в течение ближайших двадцати четырех часов, он лично позаботится об их аресте. Затем мистер Линдерман принес ленты и записывающее устройство сюда, и, как я уже сказал, прежде чем их уничтожить, мы прослушали записи еще раз.
На следующий день мистер Линдерман сказал мне, что не может позволить ситуации оставаться такой, как теперь. И самого по себе уничтожения лент недостаточно. Майкл и его друг все еще обладали разрушительным знанием самых сокровенных тайн мисс Фалез, и несправедливо оставлять даму в неведении: ее следует предупредить.
– Стало быть, так он превратился в бороду для сына?
Строберг кивнул.
– Для него, как отца Майкла, было нетрудно добиться ее доверия и постепенно открыть ужасную правду. Я ему не завидовал.
– Как реагировала Флер? – спросил я.
– Отказывалась верить. В отчаянии мистер Линдерман процитировал отдельные выдержки с ленты. Тогда во время последней встречи она закатила ему истерику и обвинила в изобретении всей истории с целью разрушить отношения между нею и его сыном. – Он медленно покачал головой. – Как рассказал мне позже мистер Линдерман, хуже всего то, что истерика была фальшивой, потому что она не сомневалась в его правдивости. Но Флер по-прежнему сходила с ума по Майклу и готова была принять его на любых условиях.
– Спасибо за рассказ, мистер Строберг, – поблагодарил я. – Конечно, он заполнил пару пробелов.
– Мои мотивы вполне эгоистичны, поэтому и вам спасибо, что выслушали, мистер Холман. – В голосе Строберга внезапно проскользнула усталость. – У вас есть еще ко мне вопросы?
– Где найти Майкла Линдермана?
– Они с Монаханом снимают дом на одной из улиц в каньоне. Отыскать его непросто, поэтому я нарисую вам маленький план.
– Как они оба выглядят?