Билет

Услышь такое я сам, ни в жизни бы не поверил, но рыжий, наверное, был еще пьянее моего (это при том, что я с трудом удерживался в вертикальном положении). Он долго стоял, размышляя о чем-то, и, наконец, протянул мне волосатую руку.

– Играем в последний раз. Клади мой билет на бортик.

Через сорок минут это действительно стал его билет, но, несмотря на обиду от очередного поражения, я был скорее даже рад: во-первых, любимые часы остались при мне, а во-вторых, удовольствие разбираться с чертовщиной вокруг лотереи весьма удачно переместилось на плечи рыжего качка.

– Не умеешь играть – не берись, – напутствовал он меня напоследок, и я поспешил убраться из бара, пока тот не передумал. На лестнице стояли шушукавшиеся официанты – по-видимому, всех интересовал только один вопрос, не наколол ли я своего противника.

На всякий случай, завтра надо будет сменить симку.

***

Ночью звонил телефон. Я смутно помню, что это была она: пригласила на свадьбу тридцатого числа, долго говорила о том, что любит его так, как никогда и никого прежде, за что-то сбивчиво извинялась. Я молча слушал и боролся с внезапно подступившей тошнотой.

Потом, наверное, я заснул, точнее, провалился в какую-то яму. Казалось, я целую вечность падал в никуда, а вокруг калейдоскопом мелькали обрывки воспоминаний годичной давности, недавняя сцена в кафе, какие-то цветные всполохи. Постепенно из этих осколков сложилась она, и я даже сквозь сон почувствовал ее запах. Я смотрел ей в глаза, но внезапно дорогое мне лицо подернулось рябью, заговорило голосом (я его сразу узнал) секретарши «Ангелов», вот только слов было не разобрать. Где-то на головокружительной высоте, у края бездонного колодца, в который я стремительно погружался, появилась старушка, всучившая мне свой странный билет. Она, кажется, махала мне вслед рукой и что-то шептала на прощание, а я все падал и падал. Вдруг стало тихо и темно – я достиг дна и больше уже ничего не помнил.

***

Проснувшись на рассвете с дикой головной болью, я какое-то время не мог понять, где нахожусь – так обычно бывает после попойки. Наконец, с трудом идентифицировав пространство как собственную комнату, я перешел ко второму пункту программы – попытался вспомнить вчерашний день, собирая его отрывки по пазлам. Что удивительно, мои мысли с упорством маньяка возвращались к игре и к тому, что я отдал лотерейный билет рыжему качку. Неожиданно в памяти всплыла бабка из сна, махавшая мне рукой с обрыва, и стало как-то не по себе.

Черт, она подарила тебе свой последний билет, а ты, засранец, так легко с ним расстался!

К обеду я уже точно знал, что надо сделать.

***

На той улице ровным счетом ничего не изменилось – разве что пробки не было, да возле ее подъезда (если я правильно его запомнил) толпился народ. Многие были в темном.

Слегка ошарашенный (с чего вдруг такие митинги?), я подошел поближе и услышал чьи-то всхлипы.

– Здравствуйте, вы на поминки? –тихо спросил парень, стоявший чуть поодаль.

– Э-э-э… да нет, вроде. Я тут бабулю одну ищу. В этом подъезде, кажется, живет.

– Да, наверняка вы к моей бабушке. Она была единственной пожилой женщиной в нашем доме.

До меня медленно, но верно начало доходить, кого здесь провожали в последний путь, но я ухватился за спасительную мысль:

–Скорее всего, это какая-то ошибка. Понимаете, бабуля, которую я ищу, подарила мне свой лотерейный билет, а я его случайно потерял. Вот, извиниться хочу перед ней.

– Бабушка умерла. Она говорила, что вы придете. Знаете, играла в эту лотерею лет десять, но так ни разу и не выиграла, ни копейки. А вам, говорила, обязательно повезет, такой уж вы человек. Конечно, теперь это уже не имеет никакого значения, но, все-таки, скажите, билет оказался выигрышным?

Противный комок застрял в горле, и я лишь кивнул ему в ответ. Внук моей старушки(это, безусловно, была она) взглянул, как мне показалось, с укором, и впервые за много-много лет мне стало мучительно стыдно.

Ведь я, урод, даже не сообщил, что ей наконец-то улыбнулась удача от ангелов. А вдруг эта новость хоть немного продлила бы ее дни или просто порадовала в последние часы жизни?

Я пролепетал какие-то соболезнования и отошел в сторонку, не в силах больше выносить присутствия этого парня. В его потерянной фигуре мне чудилось немое обвинение самому себе, хотя, скорее всего, у меня просто разыгралось воображение.

Стояла необычная для этого времени суток тишина, только изредка прерываемая всхлипами – неподалеку от меня плакала какая-то женщина в черном платке (дочь, наверное). Невысокая девушка с короткими волосами, перехваченными темной повязкой, обнимала ее и что-то тихо говорила, видимо, успокаивая, тот парень, отчужденный, стоял рядом, уставившись на землю. Мимо бесшумно проезжали автомобили – казалось, водители знали о случившемся и, уважая чужой траур, забыли о сигналах, а редкие прохожие, больше похожие на собственные тени, двигались как будто во сне.

Не выдержав, я попрощался и уехал, сославшись на неотложные дела по работе. Он ведь не мог знать о том, что меня уже день как уволили.

***