Билет

Впервые в жизни я не знал, что мне делать. Призрачная надежда на то, что бабка поможет хоть в чем-нибудь разобраться, бесследно испарилась вместе с ней, а список неразрешенных вопросов пополнился еще одним – откуда она могла знать, что это был ее последний билет? Я вспомнил свой странный сон, и по спине в который уже раз пробежала мелкая дрожь. Где кончается загадка и начинается сфера профессионального интереса психиатра?

Куда пойти? Ну что, ж начнем по порядку.

К Саше?

Почему-то я был уверен, что друг, каким бы близким он не был,– не лучшее подспорье в моей ситуации. Я должен буду рассказать ему все в мельчайших подробностях, но как это сделать, если сам пока не знаю, что в этой истории действительно имеет значение, а что – случайно и прокралось в цепь моих умозрительных выкладок только под воздействием богатой фантазии. А еще я подспудно боялся, что, не разобравшись в чем дело, Саша, всегда видевший только забавные стороны, тупо начнет ржать надо мной как конь. Скорее всего, я на его месте поступил бы именно так. Пока отменяется.

В офис?

Набрав шефа несколько раз, я понял, что либо он сильно занят, либо просто не хочет со мной говорить, причем второе больше походило на правду: уходя на важные переговоры, повернутый на бизнес-этикете Родион Павлович обычно включал переадресацию на свою секретаршу, чтобы Алина записывала, кто звонил и по какому вопросу. Через минуту она перезвонила со своего личного номера и шепотом попросила не бесить его больше.

–Нет, серьезно, он и так уже злой как черт и только что лично отнес на проходную приказ о твоем увольнении.

– Алинка, что же мне теперь делать?

– Честно, не знаю. Мы с ребятами до сих пор не можем понять, что ты такого капитального мог запороть, раз он на тебя так взъелся. Как будто подменили человека. Да, кстати, бухгалтерия тебя уже рассчитала. Сейчас не могу говорить, но через два дня шеф уезжает– приходи в обед, поболтаем, заодно и вещи заберешь. С охраной я как-нибудь договорюсь.

К телочке?

Уже год как почти все молодые особы женского пола в моем лексиконе именуются исключительно «телками» – наверное, чтобы подчеркнуть контраст между той, что уехала (тогда мне еще казалось, что когда-нибудь мы снова будем вместе), и теми, что остались. Хотя чего тут скрывать, я и раньше не испытывал особого пиетета по отношению к женщинам. Брюнетки, блондинки, рыженькие – их было много и до, и после, и еще с института обо мне шла молва как о засранце, использующем девчонок в собственных интересах. Не знаю, что там конкретно подразумевается под этими самыми интересами– просто я действительно считаю, что если ты со мной, то должна стать такой, как мне нужно (при условии, конечно, что я даю тебе то, что предписано мужчине правилами игры– романтика, ухаживания и прочее). Вот ее я не смог сделать своей. Она была слишком независимой и не покорилась «деспотизму в отношениях» (цитата), предпочтя порвать со мной раз и навсегда. Так что когда мне говорят про мое засранство, я смеюсь: сами виноваты.

Вообще-то, если уж разбираться, я с детства рос застенчивым, но окружающие так часто говорили мне, что я чертовски симпатичен, что, в конце концов, я с этим смирился, перестал стесняться и, кроме того, сделал важное открытие. Симпатичная внешность реально помогает в общении с противоположным полом, и не только с ним, кстати, и позволяет получить то, что тебе нужно. Как все-таки мне повезло с внешностью.

В моей жизни было много женщин, слишком много, таких разных, но, в то же время, таких одинаковых, но среди них не было ни одной, кто мог бы мне помочь. Единственная же, кому я мог довериться, через три недели выходит замуж за другого, и к чему мне нагружать ее своими проблемами. Пусть будет счастлива.

Наверное, этот Леша– моя прямая противоположность, иначе, почему она так быстро смогла все забыть? Ведет себя так, будто прошел всего на всего год, а ведь для меня это была целая вечность и я помню все в мельчайших подробностях, словно это было вчера. Стоп, опять меня уводит в сторону.

К родителям?

Странно, что о них я всегда вспоминаю в последнюю очередь, хотя в детстве очень любил обоих. Да и сейчас люблю, конечно, правда, все больше на расстоянии.

Мне давно казалось, что без меня им как-то легче. Вместе с ними в нашем старом доме жил младший сын с семьей – опора и поддержка их старости, а вот я был никудышным раздолбаем и просто из кожи вон лез, чтобы расстроить родителей (так, во всяком случае, говорит братишка). У нас с ним отношения, как бы так выразиться помягче–не очень. Он с детства был идеальным: тихий, аккуратный, вежливый, отличник-зубрила, и вся эта правильность меня чертовски угнетала.