Билет до Гавгамел

– Мы восстановим её, пригласим священника…

В следующий раз я провожал Ленку уже без всякого предлога. Странно – на меня перестали действовать насмешки Антона Щеглова по этому поводу. Антоха… Как-то на перемене я перехватил его взгляд, брошенный на вошедшую в класс Ленку. Не так всё просто было с его отношением к новенькой. Но в отличие от меня Антоха мог сдерживать свои переживания. Счастливчик!

Я стал бредить встречами с Леной. Не один летний вечер мы провели вместе под тополями перед её домом с синими ставнями. Как-то она сказала мне, что каждый вечер ждёт на скамейке, когда я появлюсь на тропе из-за поворота с моей улицы. От её слов у меня кружилась голова.

Последний раз я провожал её после выпускного школьного бала. Мы пили с ней шампанское в моем шалаше в саду. Потом бродили по закоулкам села. Под тополями, растущими перед её домом, мы встретили наш первый взрослый рассвет. Помню огромное малиновое зарево над горизонтом, перепевы соловьиные в берёзовых ветвях и отчаянный стрёкот кузнечиков в зарослях крапивы …

Нам предстояло расстаться на долгое время. Лена собиралась поступать в театральный институт в Москве; я ещё не решил, что делать. Она дала обещание не забывать меня и отвечать на мои письма.

Несколько писем я отправил Лене, как только выяснил её адрес, но ответа не получил ни разу.

Сейчас, спустя много лет после того расставания, я понимаю, что в моей жизни оно стало рубежом. Дальше пошла совсем другая, жёсткая, суматошная жизнь без сентиментальностей и романтики.

В моей душе была тайна, которой я ни с кем не хотел делиться. Она поселилась во мне в детстве, была моим утешением. С того случая зимой, в дощатом шалаше в саду, когда я читал свои записки в потрёпанной школьной тетради в клетку, сделанные летом мимоходом. Я нашёл ответ на постоянно мучивший меня вопрос: как сохранить то, что было дорого в прошедшем?

Я завёл тайком тетрадь, куда стал записывать свои впечатления. Отмечал день, час, даже минуты, когда делал очередную запись, будто надеялся остановить время. Чаще это были пустые строки о том, что делал утром и вечером, с кем играл, какую оценку получил по биологии или по математике, с кем поругался и с кем помирился.

Потом меня озарила неожиданная мысль: а что если попробовать написать серьёзный рассказ?

Первый рассказ «Прогулка в лес», в котором я живописно, как мне казалось, описал встречу с гадюкой в нашем ближнем лесу, я сразу же отправил в Москву. Из редакции известного в то время журнала мне прислали короткое письмо с сообщением, что рассказ мой получен и будет прочитан. Я радовался письму так, как будто моё творение уже напечатали. Рассказ прочитают. Возможно. В самой Москве!

Пусть то моё первое серьёзное сочинение осталось непризнанным и исчезло бесследно – я помню каждую строчку, потому что, когда писал, снова вживую, по-настоящему переживал ту ужасную встречу в лесу с гадюкой. Она бесшумно и коварно выползла из-под куста метельника, где было сыро и мрачно, на тропу прямо мне под ноги. Я знал уже тогда, что змея не нападает на человека первой, но что было именно у этой на уме? Может, её уже кто-то обидел там, в кустах, и она готова за того «кого-то» отомстить мне? Она шипела и нервно дёргалась.

Раздумывать было некогда. Я схватил сухую палку с рогатиной на конце и воткнул её в землю, зажав рогатиной голову змеи. Гадюка начала бешено извиваться и бить хвостом по траве, задевая мои дрожащие ноги. Потом вдруг притихла. Я решил, что она сдохла от пережитого страха. Успокоился сразу и, выдернув палку, подвесил змею на рогатину, намереваясь принести её в село, похвастаться необычным трофеем перед Антоном Щегловым. Ему о таком подвиге и не мечталось. Я поднял змею над головой, и она вдруг встрепенулась, резко дёрнулась, сверкнула чёрной молнией в лесном полумраке и, соскочив с рогатины, полетела мне на голову. Я метнулся в сторону и только чудом избежал соприкосновения со змеей. Она ужасно зашипела в траве у меня под ногами, наверняка намереваясь жестоко отомстить мне. Я бежал из леса, не чуя ног под собой. (Сейчас уже могу признаться в этом, в памятном рассказе я, естественно, умолчал о позорном бегстве. Там она трусливо уползала от меня в кусты).

Может, для детского журнала моё творение оказалось тогда чересчур ужасным?

Вдохновлённый полученным ответом, я взялся за сочинительство стихов. Прозу-то я уже постиг. С ходу написал, сидя у окна, с натуры стихотворение о зиме:

Метался сильный ветер
Со свистом в проводах,
Всё в окна дуть он метил
И попадал всегда.
Метель же ещё злится
И воет за окном,
Озябшая синица
Стучится ко мне в дом.

Послал в «Пионерскую правду» с припиской: «Побыстрее напечатайте!» – вдруг не догадаются это сделать. Мне ответили, что «возможно, стихотворение будет опубликовано в одном из очередных номеров».

Не опубликовали.