Тем временем машина зашевелилась, развернулась и медленно стала спускаться с пригорка, почти задевая низко наклонившимся радиатором белесые стебельки трав. Чем ближе она подходила, тем знакомее проступали лица едущих на ней: Тимофея, Дениса, Иннокентия Зыряновых, марьяновского учетчика Кузьмы Ожгибесова, лесника Евтихия Кокаровцева… В кабине, сквозь лобовое стекло, рядом с шофером завиднелась голова Аристарха Зырянова.
Вырулив на дорогу в Марьяновку, машина затормозила около Анны Анисимовны и Степана. Открылась с прищелком дверца кабины, и с подножки спрыгнул на придорожную траву Аристарх Зырянов — в запылившихся кирзовых сапогах, ватной стеганке, к рукавам которой прилипла смольчатая сосновая крошка. Видимо, он тоже подсоблял сыновьям сгружать с машины бревна.
— День добрый, Степан Архипович, — негромко поздоровался Зырянов, встав бочком. — Мы от вашей избы сейчас… Лес строевой привезли из Абатур… Добрый сосняк там нашли…
— Вижу, — медленно сказал Степан, глядя Зырянову в лицо. — Но ни я, ни мама его у вас, кажется, не просили.
Зырянов растерялся, но только на миг. Наклонился совсем близко, приглаживая пальцами руки рыжую щетинку на заострившемся подбородке:
— Степан Архипович, ты меня от смерти спас. Век этого не забуду. Прими что есть, не обижай старика.
— Спасать людей — мой врачебный долг, — сухо ответил Степан. — Этим я занимаюсь на службе каждый день и не люблю благодарностей в такой форме. А что касается остального, Аристарх Петрович, объясняйтесь с мамой. Она здесь хозяйка.
— А чё со мной-то? — вскинулась Анна Анисимовна, отступив от Зырянова, повернув голову к сыну. — Не надо мне его добра, пущай грузит обратно! Пущай третий дом в Марьяновке ставит!
Зырянов повернулся к ней, обеими руками рванул ворот стеганки. Казалось, посыплются пуговицы. Нет, не посыпались, были пришиты крепко.
— Да что я, ворованное привез?! И за лес, и за транспорт уплачено. Вот квитанция, Анна!
Анна Анисимовна, всколыхнувшись от всех былых обид, сорвала с головы черный платок:
— Не надо мне твоего, не позарюсь на дармовое! Забирай!
Сыновья Зырянова стояли в кузове машины мрачные, отводили глаза. Было видно, что им не нравится затея отца, но, привыкшие сызмала подчиняться его воле, Тимофей, Денис и Иннокентий молчали.
— Не заберу! — упрямо нагнул голову Аристарх Петрович. — Не ворованное привез. Прощевайте, Степан Архипович!
Зырянов резким движением поднялся в кабину, глянув напоследок на Степана; выстрелила дверца, и машина с прицепом пошла в Марьяновку.
— Ишь ты, подмазывается, как Степка мой дохтуром стал, — сказала Анна Анисимовна, сердито провожая взглядом машину. — Не заберешь, дак все бревна с горы к Селиванке спущу.
Когда поднялись на пригорок, не смогли миновать лежащих высокой плотной кучей сосновых бревен, остановились.
— Мама, может, сейчас и начнем катать их к речке? — с улыбкой спросил Степан, тронув рукой остро пахнущую тонкую кору.
Анна Анисимовна молчала, засмотревшись на бревна. Лежали они, как на подбор, — ядреные, ровные, прямые. Местами, там, где выпала коричневая кора, проступала на бревнах влажная сахарная белизна. Нисколько не уступали они соснам, которые здесь же при жизни Архипа Герасимова были уложены в сруб.
— Точно, из Абатур сосны, с того же места, откудова мы их с отцом возили, — сказала Анна Анисимовна, присев на корточки около штабеля. — Ладно уж, Степка, пущай лежат. Видать, заела совесть Аристарха, сквитаться за сруб, что он у меня силком отымал, ему вздумалось.
Перед вечером, когда от избы по пригорку начала понемногу тянуться косая тень, Анна Анисимовна пошла провожать сына. Дойдя с ним до лесного изгиба, где проселочная дорога сворачивала на станцию, остановилась, вздохнула прерывисто:
— Шагай уж отсюдова один. Не то тяжко мне будет глядеть, как тебя поезд дальний увозит…
Недалеко по рыжей насыпи пронесся товарняк, прошивая тишину перестуком колес. И после того, как умчался состав, груженный каменным углем, цементом, оранжевыми тракторами и вишневыми легковушками, еще какие-то секунды подрагивали рельсы и шпалы.
— До свидания, мама. Спасибо тебе за все, — Степан поднял с придорожной травы туго набитый кожаный чемодан. — Не беспокойся, завтра вечером буду на месте. Прямо с вокзала дам тебе телеграмму.
Анна Анисимовна оглядела сына, украдкой перекрестила его и улыбнулась через силу:
— Иди. Чай, не последний раз видимся…
Повернулась в сторону Марьяновки, и тут брови ее дрогнули. Анна Анисимовна подалась к Степану:
— Гляди-ка, кто сюда идет!
Степан остановился, удивленный, опустил чемодан на траву. По краю дороги, почти касаясь плечом иголок тесно выстроившихся сосен, шла Настя. Степан смотрел на нее с недоумением. Он уже простился с Настей, перед отъездом больше часа в ее комнате пробыл. Почему же она идет за ним?
— Видать, провожать тебя захотела, — сказала Анна Анисимовна скороговоркой, горя любопытством. — Ты уж не кори ее, Степка. Пущай идет: дорога просторная.
Настя остановилась в нескольких шагах от Анны Анисимовны и Степана, негромко поздоровалась.