Хочется, чтобы подо мной разверзся пол.
Хочется оказаться где угодно, только не здесь.
Мне приходится сжать всю волю в кулак, чтобы мои следующие слова прозвучали нормально, а не походили на жалкую попытку скрыть чувства, которые я испытываю к Тедди целых три года.
– Я так и поняла.
– Правда? – В его глазах вспыхивает надежда, и он радостно хватается за брошенный ему спасательный круг. – Хорошо. Прости, если…
– Нет, – рьяно мотаю я головой. – Это ерунда.
– Мне надо было раньше завести об этом разговор.
– Угу… надо было.
Тедди хмурится:
– С чего такой тон?
– С того… – цепляюсь я за остатки гордости, отчаянно пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, – что в последнее время ты витаешь в облаках.
– А, – кивает он, снова помрачнев. – Это ты так тонко намекаешь на то, что я с катушек слетел?
– Это твои слова, не мои, – пожимаю плечами я.
– Да мне и так понятно, что ты думаешь.
– Прости, но… ты сам на себя не похож. С того самого момента, как выиграл в лотерею.
На щеках Тедди дергаются желваки.
– Боже, Эл, я – это я! – раздраженно восклицает он. – Я ни капли не изменился. Остался тем, кем был. Посмотри, где и как я живу! Ты подогнала мне вагон денег, и,
Он замолкает, тяжело дыша, и мы сидим в тишине, глядя на раскиданные между нами бумаги с инструкцией, как построить хрупчайшую из лодок.
– Прости, – спустя несколько минут произношу я так тихо, что не знаю, услышал ли меня Тедди. – Просто… ты обещал.
Он сидит с опущенной головой, но я вижу, как приподнимаются его плечи, когда он делает глубокий вдох. Затем он вскидывает взгляд и смотрит мне прямо в глаза.
– Что?
Я почти боюсь произнести следующие слова:
– Ты обещал, что ничего не изменится.
Тедди качает головой и поднимается на ноги, взметнув бумажные листы.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Эл? – спрашивает он, и на его лице написано сильнейшее разочарование. – Ты любые перемены автоматически относишь к чему-то плохому.
И, сказав это, выходит из комнаты.
21
На следующее утро Тедди улетает в Лос-Анджелес.
Я узнаю это лишь в обеденный перерыв от Лео, когда он садится за мой столик и делает свою обычную закуску: шлепает один кусок пиццы на другой, так чтобы сыр оказался в середине, по типу пирога. Смотрится отвратительно.
– Обалдеть можно, да?
– От чего? – уточняю я, опуская свой сэндвич с индейкой.
Лео хмурится:
– Он тебе не сказал?
Нет нужды спрашивать, о ком он. И так понятно. В последнее время разговоры только о Тедди. Весь мир крутится вокруг него.
У меня со вчерашнего вечера ноет сердце. И не только из-за самой ссоры, хотя она была ужасной – самой худшей за всю нашу дружбу. Но и из-за того, как сильно перепугался Тедди при упоминании о поцелуе. Из-за того, с какой легкостью он низвел его до пустяка. Из-за того, с каким мастерством проделал в моем сердце аккуратную дырочку.
– Он в Лос-Анджелес улетел, – объясняет Лео, и я недоуменно свожу брови:
– Что?
– Наверное, дает там интервью, – улыбается брат. – Похоже, наш Тедди будет звездой.
Он принимается за свою пиццу, и по его подбородку течет кетчуп. Помню, как Лео впервые сляпал свой пицце-сэндвич перед Максом. У его бойфренда было такое лицо, что я не смогла сдержать смех. Но, к чести Макса, тот мгновенно сварганил себе подобное же безобразие и откусил от него огромный кусок. Взгляды парней встретились, и губы Лео растянулись в широченной улыбке.
– Когда он вернется? – спрашиваю я.
Брат промокает подбородок салфеткой.
– Думаю, оттуда он сразу отправится в Кабо[6]
. Неплохо он зажил, да?Я киваю, почувствовав себя внезапно страшно усталой.
– Ты чего? – замечает мое состояние Лео.
– Мы вчера вечером поссорились.
– Вы с Тедди? – Он пожимает плечами: – Помиритесь.
– Не знаю… – Я лишь огромным усилием воли сдерживаю слезы, готовые пролиться при воспоминании о нашей ссоре. – Мы никогда еще так не ругались.
– Из-за чего?
– Из-за всего, – поколебавшись, отвечаю я.
Лео кивает, словно прекрасно все понимает. Может, и понимает.
– Все у вас будет хорошо. Вы всегда миритесь.
Однако я не уверена. Прошлым вечером Тедди отправил мне сообщение с вопросом, нормально ли я добралась до дома, но, наверное, сделал это больше из-за маминого наказа, нежели из-за беспокойства за меня. Я ответила коротким «да», и после этого он мне уже не писал. А я, даже забравшись в постель, то и дело поглядывала на мобильный в ожидании, не зажжется ли экран. Но тот оставался темен и тих, и в глубине души я понимала: ответа не будет.