Беспокойство, что мой эмоциональный всплеск напугал Тедди. Что для него это – слишком.
После возвращения он как-то отдалился от меня. Когда я вижу его на физике, он кажется всегда рассеянным и отстраненным. Когда я пишу ему сообщения, он не отвечает. А когда звоню, мой звонок сразу же перенаправляется на голосовую почту. Я не просто так редко говорю о своем прошлом. Мне неприятна чужая жалость, и уж тем более – жалость Тедди. Такое ощущение, будто девять лет смыло за одни выходные.
Вздохнув, возвращаю внимание к сайту Стэнфорда. Сейчас мне особенно тяжело, поскольку страшно тянет обсудить свое решение с Тедди. Долгое время Калифорния была моей целью. Но что-то изменилось за нашу поездку, и теперь меня мучают сомнения.
Я опускаю пальцы на клавиатуру и почти неосознанно набиваю: «Северо-Западный университет». Открывается главная страница, и я смотрю на нее, вспоминая слова тети Софии, сказанные ею во время нашего посещения этого университета: «Я лишь хотела убедиться, что ты хочешь того же».
Больше всего на свете мне хочется, чтобы со мной сейчас была мама. Хочется до боли в сердце, истово и горячо. Мне хочется спросить ее, как поступить. Хочется знать мнение родителей обо мне: гордились бы они мной или переживали за меня; видели бы во мне девушку, которая чтит их память, или девушку, которая безнадежно потерялась?
Закрываю ноутбук и тру глаза. Меня разрывают противоречивые чувства. Я беру листок бумаги и провожу по центру линию. Затем, почти не задумываясь, на одной стороне пишу «Стэнфорд», на другой – «Северо-Западный университет».
Смотрю на эти слова и прекрасно понимаю, что на самом деле выбираю между Калифорнией и Чикаго.
Что на самом деле выбираю между прошлым и настоящим.
В дверь стучат, затем в комнату просовывает голову Лео.
– Мама просила передать, что ужинать мы будем во дворе, поэтому поскорее спускайся. Думаю, она хочет устроить маленькое празднование. – Он удивленно поднимает брови, увидев листок передо мной. – Хотя бы намекнешь, что будем праздновать с твоей стороны?
– Сама пока еще не знаю.
Лео прислоняется к стене, скрестив руки на груди.
– Один день в Стэнфорде с Тедди, – ухмыляется он, – и ты уже вся в сомнениях?
– Он тут ни при чем, – смеюсь я.
– Слушай, – серьезнеет Лео. – Я дам тебе тот же совет, который дала мне ты. Ты должна сделать выбор, единственно верный для тебя. Не для меня. Не для Тедди. Не для моих родителей. И не для твоих. А для
Я смотрю на лежащий передо мной лист, взгляд прыгает туда-сюда: с одной стороны – на другую, с одного возможного будущего – на другое.
– Мы тебя скоро увидим? – спрашивает брат, и я киваю.
Он уходит и закрывает за собой дверь.
Мой взгляд падает на левую колонку. И я без раздумий начинаю ее заполнять.
Исписав лист, слышу на улице голоса. Встаю и подхожу к окну. Тетя, дядя и брат сидят на заднем дворе за кованым столом. Тетя София поднимает бокал за Лео, который изо всех сил пытается выглядеть смущенным, хотя улыбается во все тридцать два белых зуба.
Раньше, увидев это, я бы залезла под одеяло. Отгородилась ото всех, сохранив безопасную дистанцию. Но не теперь.
Когда я вернулась из Сан-Франциско и лимузин подвез меня к этому дому – ярко освещенному, с живописными цветочными горшками на крыльце, – мои плечи обмякли от облегчения. Все, что бурлило и бушевало в моей душе в те дни на Западном побережье, тотчас унялось. Так затихает ветер после бури. Так чувствуешь себя, достигнув после длинной гонки финишной черты. Так ощущается близость, покой и дом.
И впервые за долгое время – а может, и впервые вообще – я вернулась в Чикаго с ощущением, что вернулась домой.
И сейчас я смотрю на трех собравшихся внизу людей, и мне хочется лишь одного – спуститься к ним и сообщить, что я наконец приняла решение. Что я знаю, где хочу находиться в следующем году. Но я еще несколько минут стою у окна, наблюдая за ними: дядя Джейк хохочет, запрокинув голову, и его смех долетает до меня; тетя София не сводит с сына любящих глаз; Лео воодушевленно рассказывает какую-то историю, вытянув руки, его глаза весело блестят.
Моя семья.
За рядами зданий позади нашего дома садится закатное солнце, омывая все вокруг своим теплым золотистым светом. На телефонных проводах, протянутых через двор, устроилось несколько птиц. Они, как и я, наблюдают за происходящим внизу.
На столе стоит торт, мне видна сверху надпись на нем: «Поздравляем Лео и Элис!» Рядом лежат три набора салфеток. Один – с нарисованными львами, в честь огромного каменного льва-стражника, сторожащего вход в Институт искусств. Другие два без рисунков, однотонны: красного цвета и фиолетового.
Первый – в честь Стэнфорда. Второй – в честь Северо-Западного университета.