Подходя к дому, внутренне готовлюсь к тому, что меня там ожидает. Но он выглядит почти прежним: высокое узкое здание в викторианском стиле с остроконечной крышей и белым крыльцом. Когда мы жили тут, он был голубого цвета, а сейчас выкрашен в солнечно-желтый. Наша квартира находилась на верхнем этаже, и с того места, где я стою, видна моя спальня. Кто-то повесил на ее окно маленький витраж, и тот посверкивает на солнце.
Несколько секунд я в некотором оцепенении смотрю вверх.
Я столько времени думала об этом доме – и не думала одновременно, отчаянно пытаясь помнить его и еще отчаяннее пытаясь забыть.
Теперь я здесь, и Тедди был прав. Это музей. Экспонат из моего прошлого. Часть моей истории.
Все эти годы я задавалась вопросом: может, тут мое место? Я все еще считала его своим домом. Но оказалось, что это просто дом.
На меня обрушивается страшное ощущение пустоты, а за ним – печаль. Столь сильная, что заполняет собой каждую клеточку тела, каждую частичку души. Потому что родителей больше нет, их не вернуть, и я тоскую по ним. И потому что, если их нет здесь, где мы жили вместе – летними ночами сидели на этих ступеньках, ужинали за этим окном и сажали цветы прямо возле этого крыльца, – тогда где они?
Я даже не осознаю, что плачу, пока Тедди не заключает меня в объятия. Он ничего не говорит, не спрашивает о моих чувствах и не пытается меня приободрить. Он просто обнимает меня, и я утыкаюсь лицом в его рубашку. И он долгое-долгое время не отпускает меня.
Часть 5
Май
38
Конверт из Института искусств приходит в тот же день, когда я должна ответить администрации Стэнфорда, буду ли там учиться.
Мы находим конверт в почтовом ящике по возвращении из школы, и Лео вскрывает его, даже не заходя в дом. Пока он читает письмо, я стою рядом с ним на крыльце и в волнении не свожу с него глаз. На лице брата расцветает улыбка. Он победно вскидывает руки и сбегает со ступенек вниз. Размахивая над головой письмом, Лео с радостными криками лихо нарезает вокруг нашего газона круги. Я не могу удержаться от смеха.
– Видно, новости хороши?
Вместо ответа Лео, проносясь мимо меня, протягивает руку, чтобы дать мне «пять».
Дома он кидает на пол свой рюкзак, стряхивает куртку и звонит тете Софии на работу. Я иду к холодильнику, беру себе яблоко и усаживаюсь за столом, чтобы наблюдать «из первого ряда» за тем, как он делится с мамой замечательной новостью.
В процессе разговора с ней Лео подскакивает к столу.
– Знаю, знаю, – говорит он в трубку, подмигивая мне. – Я – гений. Да-да, я такой.
Я закатываю глаза.
– Ага, жду не дождусь. – Его улыбка слегка меркнет – наверное, он подумал о Максе. Лео несколько секунд молчит, затем смотрит на меня. – Нет, она еще не дала им ответ. Наверное, для пущего эффекта хочет дать в последнюю минуту.
Задумчиво откусываю яблоко. Ответ я должна дать до полуночи по времени Западного побережья, а значит, до двух ночи здесь. Времени еще полно. Да и решение должно быть наипростейшим и очевиднейшим. Но почему-то я его до сих пор не приняла. Не согласилась вот так сразу на обучение в Стэнфорде.
Лео продолжает общаться с мамой, а закончив разговор с ней, звонит отцу. Поэтому, махнув ему рукой и показав большой палец, я поднимаюсь к себе.
Мой ноутбук лежит на кровати. Я открываю его и захожу на страничку Стэнфорда. Глядя на фотографии залитых солнцем темно-желтых зданий с красными черепичными крышами, вспоминаю о том, как мы с Тедди сидели у фонтана.
С того дня прошла всего пара недель, но кажется, что гораздо больше. Мы не говорили с Тедди о том, что случилось возле моего старого дома: о том, как я совсем расклеилась и мы долго стояли в обнимку. На той неровной пешеходной дорожке, на безмятежном холме посреди Сан-Франциско я рассыпалась на кусочки, и Тедди попытался помочь мне собрать себя заново.
Он и после этого не бросал попыток.
Тедди не отходил от меня весь остаток поездки. В другом городе и в другое время мое любящее сердце растаяло бы от его участия. Но мне было не по себе от его излишней опеки. Он словно боялся, что я в любой миг снова рассыплюсь.
Когда я споткнулась, гуляя по Пресидио, Тедди подскочил ко мне с глубокой озабоченностью на лице. На пляже, когда я вошла в ледяную воду, все беспокоился, что у меня замерзнут ноги. В книжном вырвал у меня из рук роман «Под стеклянным колпаком»[19]
.– Слышал, эта очень грустная история, – сказал он и сунул мне взамен «Маленьких женщин».
– А эта, по-твоему, очень радостная? – выгнула я бровь.
– А что, нет? – встревожился Тедди.
– Ты не в курсе, что Бет…
– Не надо спойлеров! – Он забрал у меня книгу Луизы Мэй и всучил «Оливера Твиста».
– Диккенс. Ну конечно. Ведь его произведения всегда так жизнерадостны!
Я знала, что Тедди просто пытается меня взбодрить. Он видел меня полностью сокрушенной, прижал к себе и дал выплакаться в своих объятиях. Он не хотел, чтобы подобное повторилось. Но его попытки меня расшевелить были слишком лихорадочными, отчаянными, и они лишь укрепляли засевшее внутри меня беспокойство.