Билет в одну сторону

– Егоза, – под нос себе проговорила старая, но возражать не стала. Ей до сих пор было не по себе, когда она вспоминала страшную неделю.

Гостья села в кресло, взяла руку «Анны».

– Рассказывай, – потребовала она, не взглянув на Катю.

– Дело мое – за барышней приглядывать, – степенно начала горничная, – но и я не все знаю, не все видела. Одни только догадки…

Дальше Катя не успела – в комнату поспешно вошел Афанасий Петрович.

– Здравствуй, сестра, – подошел он к ней. – Виноват, виноват, суди. Совсем голову потерял, когда с Аней такое случилось. Ведь и хотел послать за тобой, да сам слег от пережитого. Сейчас и не припомню, распорядился ли… от горя чуть не …

– Может, женушка тебе помешала, не посчитала нужным мне сообщить, а ты послушал её.

– Сестра, сестра, – укоризненно проговорил Афанасий, – за что ты так не любишь Анастасию?

– А за что мне ее любить, скажи на милость? – с горячностью начала Варвара, но сама себя и осекла. – Ладно, я хочу знать, что тут произошло.

– Как ты похожа на матушку, Елизавету Федоровну. Строга больно…Может, сначала чаю, отдохнешь с дороги?

– Не до чаю мне, пока дела не узнаю. И отдыхать не от чего.

Но заметила, как огорчился брат, и смягчилась:

– Прикажи сюда чаю подать, братец. Да про яблоки не забудь. Ты в этом году и не попотчевал меня яблоками.

– Сестрица, милая, до того ли было? Как раз в канун Преображенья и…

Афанасий Петрович прикрыл заблестевшие от близких слез глаза и обессилено опустился в кресло. Потом испуганно вскочил, поглядел на дочь, но увидел ее спокойно-внимательный взгляд и смущенно проговорил:

– Анечка, голубка, я и не поздоровался с тобой сегодня. Как ты себя чувствуешь? Болит ли что? Хорошо ли ночь прошла?

– Спасибо, – ответила «Анна»

То, как она произнесла это слово, заставило и отца, и тетку внимательно взглянуть на неё. Это не было «спасибо» девушки, дочери и любимой племянницы, окруженной заботой и любовью. «Спасибо» было сказано взрослым уже человеком, повидавшим на своем веку, пережившим и перетерпевшим.

Молчание повисло в комнате. И только Катя, привыкшая к новой «Анне», улыбалась с пониманием, снисходительно поглядывала на ближайших родственников. Она быстрее и лучше, чем кто-либо, понял, что «Анна» стала другой, хотя и не поняла разумом, как это произошло.

– Варвара Петровна, – начала она, – барышня с лестницы упала, с самой высоты. Сильно ударилась спиной и головой. Сейчас с трудом ходит и на голову все жалуется. Но главное – она памяти лишилась. Ничего не помнит. Может, и вас она не узнала. Вот ей Богу, не придумываю я ничего.

Катя перекрестилась, глядя на иконы.

В ответ Варвара Петровна ни слова, только лицо её покрылось темным румянцем. Глаза перебегали с горничной на «Анну», с «Анны» на брата. Она пыталась осмыслить услышанное. Она не могла поверить в то, что ей сказали. Спина повреждена, голова ушиблена – это понятно. Но чтобы человек ничего не помнил, даже близких ей людей?

Только сейчас она обратила внимание на лицо «Анны». Ведь поначалу она восприняла племянницу как единое целое с этой комнатой, с белоснежной постелью и старой нянькой на страже. Она не успела вглядеться в лицо, а теперь рассматривать его отдельно ей показалось неловко. Поэтому она коротко бросила взор на лежащую, а все внимание сосредоточила на Афанасии и Кате.

Тут до нее дошел смысл сказанного: упала с лестницы! Она резко встала и повернулась к няньке. Та аж дернулась, словно ударили её.

– Ты…

– Варвара Петровна, матушка, если виновата, казни, только не смотри так на меня, – нянька повалилась на колени, стащила с головы платок и завыла, как раненая волчица. Катя кинулась к ней, стала успокаивать, поглаживая по содрогающейся спине.

– Варвара, одумайся, нянька чем виновата? Аня не ребенок, её за руку целый день водить не будешь.

Афанасий Петрович подошел к сестре и резко встряхнул за плечи. Та как безумная глядела на всех, ломала пальцы и кусала губы.

– Успокойся, Варвара. Не доводи себя до крайности. Сядь. Вот так. Успокойся. – Афанасий нежно поглаживал плечи сестры, просительно заглядывал ей в глаза. – Послушай меня, Варвара. Главное, что девочка жива. Спину мы поправим, голова заживет. При падении, сама знаешь, бывает сотрясение, отсюда и головные боли. А отлежится в покое и забудет про боль.

Варвара стала успокаиваться. Она опустилась в кресло, наклонилась над «Анной» и глазами, полными слез поглядела на неё.

– Ты упала или… – она стала задыхаться. – Ты и меня не помнишь, девочка моя? Совсем не помнишь? Не верю! – женщина зарыдала.

Афанасий смущенно глядел на сестру и ничего не мог сделать. Разве только воды подать. Поэтому он отошел к столу, на котором стоял кувшин с морсом, налил высокий стакан и тихо приблизился к рыдающей женщине.

– Возьми, успокойся. Сама не отчаивайся и не пугай Анечку. Что ты как над покойницей причитаешь? – Афанасий втиснул в руку сестры стакан и отошел к окну. Потом посмотрел на Катю и взглядом приказал объяснить случившееся.

Катя кивнула, подошла к Варваре Петровне со спины и снова начала прерванный рассказ.